В перерыве первый поздоровался Симонов. Стало как-то стыдно: почему не я? Короткий разговор. Он сказал, что в Дрездене печатается на немецком языке монография Ларисы Алексеевны "Поиск и эксперимент", в ней много о Витебске: "Если не достанете, напишите или позвоните, надо, чтобы в Витебске была". Я сказал, что купил тут на пленуме его "Разные дни войны", а один из читателей в Толочине предполагает, что стихотворение "Ты помнишь, Алеша" написано по впечатлениям толочинским. "Пусть пришлет письмо, - сказал Константин Михайлович, - я посмотрю по старым записям".
Сидеть на пленуме было скучно, и я сбежал в театр "Современник": "Эшелон" Мих. Рощина с Конст. Райкиным и Мариной Нееловой. Нахлынули воспоминания детства, эвакуация. А перед этим погулял на Чистых прудах. Дождь. Два лебедя. Светились Чистые пруды. И на Московской параллели два лебедя сквозь дождь глядели на двух влюбленных у воды.
24 июня. Еще пленум. Мотяшов: "не надо переживать, что нет нового Тимура, не Тимуры измельчали, а рядовые члены команды выросли…". Казакова в секретарском кабинете: "Ты так изменился, я тебя не узнала, позвони, когда будешь возвращаться…" Ошанин: о Витебске, хочет приехать… Тверской: "Старик, что для тебя сделать? Пришли все книжки о Витебске… Что мне, кого мне перевести с белорусского для Воениздата? Пиши мне. А я о тебе всегда готов написать рецензию".
25 июня. Весь день - на ногах. А вечером - на вокзал. Вагон "Москва – Горький". "Десант" на Дни советской литературы в Горьковской области. В купе со мной Лидия Либединская, Ирина Волобуева и Михаил Квливидзе да забредшая в гости из соседнего Светлана Кузнецова. "Какую песню посвятил тебе Булат!.." - говорит среди нешумной беседы Светлана Михаилу и тут же начинает петь: "Виноградную косточку в теплую землю зарою…" Мы подхватываем. На второй строфе почему-то умолкает Квливидзе, лишь чуть-чуть подмурлыкивая без слов. Оказывается, он не знает до конца "Грузинскую песню", над которой во всех сборниках Окуджавы стоит посвящение ему. "Эх, ты - сокрушается Кузнецова. - Да если бы мне Булат посвятил такую песню… А свое "Собираюсь жить" ты можешь прочесть?" И звучат в купе его строки, которые он сегодня посвящает нам всем и Булату. А потом Светлана читает пронзительные строки о любви
26 июня. Снова день рождения далеко от дома. Заснул в Москве, а проснулся в Горьком… Разговоры со Светланой Кузнецовой: писать больше о том, что в себе, а не вокруг себая… В гостинице за завтраком с ней, Евг. Храмовым, Миколой Сынгаевским, Заки Нури, Марией Хоросницкой (Львов) - вино за меня. По городу. Домик Кашириных. Последняя квартира Горького. Рядом - Гранин, Давыдов, Кузнецов - ленинградцы, Дмитриев, Шведов, Бялик, В. Озеров, Каноат, Драч, Полякова, Брагин, Галай. Вечером - 2 бутылки водки за мой день - с Гречаниковым, Кузнецовой, Вербой, Сынгаевским, Хоросницкой.
27 июня. "Встречи у станка" (Станкопроизводственное объединение). Вечер во Дворце. Мой "салфеточный" тост с пародиями. В обед - две порции волжской ухи со стерлядью. На вечера Заки Нури представляет меня: "Давид - мой друг из Витебска" Я читаю стихи, ему посвященные. Вечером в номере Разумневича: Оскоцкий, Шевелева, Кузнецов, Гречаников - все, кто как-то связан с Беларусью.
29 июня. Большемурашкинский район. Колхоз им. Ленина. Выступления. Уха в лесу. С Селивановой и Золотухиной из "ЛГ" о Быкове.
1 июля. Последнее утро. Спецмагазин "Подарки" - как при коммунизме, все по дешевке. Для моих: японские зонтики, помады. Гуляли над Волгой. Повел всех в художественный музей, где я уже раньше был. На теплоходе по Волге. Вечером все вместе чуть не опоздали на поезд.
1 июля. Рано утром в Москве встретил Эм и Л. Подарки. "Современник": "Четыре капли" Розова с Нееловой и Табаковым. А вечером - МХАТ (филиал) - "Сладкоголосая птица юности" Тернеси со Степановой и Массальским. МХАТ - уже только памятник МХАТу в этот вечер.
4 июля. С Леной - на Таганке. "Товарищ, верь". Настоящий театр, настоящий спектакль Любимова.
5 июля. В "ЛГ": зашел подписать книжки. И Селиванова: "Только что звонили из Минска, у вас там горе…" И Золотухина: "Нет больше нашей Дуси"… - печально выдохнула и заплакала. Она тоже считала ее "нашей"… В разгаре лето, "лирика липеня" - называла эту пору Евдокия. Я шел по Цветному бульвару, и снова откуда-то из глубины всплывали межировские строки, которые когда-то я ей читал: "Родина моя, Россия. Няня, Дуня, Евдокия". А она говорила: "Нет, родина моя Беларусь, Витебск, Лепель". Она была девочкой на Лепельской дороге. на белорусской дороге Поэзии. Я часто с ней встречался, вместе выступали, переводил ее стихи. Кто теперь ты, новая девочка с тетрадкой стихов, идущая по Лепельской дороге в большой свет?..