Варвара Федоровна, так звали старушку, как вошла в комнату, первым делом подошла к стене и полюбовалась висевшими фотографиями, потом, вздохнув, отворотилась и посмотрела в угол, где стояла миска с какой-то бурой кашей. Варвара Федоровна всплеснула руками и подошла к миске: «Муся, Мусенька, кис-кис!» — позвала она. Никто не отозвался. Старушка повертела головой туда-сюда, позвала еще раз: «Кис-кис, Мусенька!» — но опять ничего не произошло. «Куда же она делась? Гулять убежала, что ли? И не съела ничего, что я положила с вечера. Что же такое! — запричитала старушка, — ох, надо положить ей свежего». Она вывалила кошачий корм через форточку на улицу и полезла на полку в кухне, откуда достала пачку Китеката и принялась насыпать его в миску. После этого она пошла назад на кухню к газовой плите и поставила чайник на огонь. Сама присела тут же, у стола, как раз напротив нее, на стареньком навесном шкафчике, стояла фотография того же юноши, он был на ней в компании таких же молодых людей, наверно, его друзей. Варвара Федоровна с умилением смотрела на нее с минуту, потом всплакнула и вытерла глаза уголком платка.
Все одно и то же уже много лет и ничего не меняется в жизни Варвары Федоровны, ничего нового, свежего, все только стареет и ветшает. То и подружки ее, доживающие последние годы, то и старенький дом со всей мебелью и нажитым за годы скарбом. Ничто не нарушает унылого однообразия похожих друг на друга дней. И черная тоска часто гложет ее сердце длинными вечерами, когда ни сплетни с подружками, ни телевизор, ни прочие однообразные развлечения не заглушают то гнетущее чувство безвозвратно прошедшей жизни, когда кроме медленного угасания ничего уже не сулит она. Одно спасение которое даровано старикам от этой тоски угасания — участие в жизни
молодого поколения, своих внуков, так как дети к этому времени уже вырастают и живут своей независимой жизнью. Для Варвары Федоровны таким спасительным светом в жизни был тот самый мальчик, фотографии которого висели у нее на стене, внук Витя. Всепоглощающая любовь к нему, восхищение им, забота о нем были единственным смыслом ее одинокой жизни.
Налив себе чаю, Варвара Федоровна наскоро выпила кружку, съев при этом две черствых баранки и пол шоколадной конфетки, и, надев куртку и сапоги, взяв сумку и накинув на плечи плотный шерстяной платок, вышла из избы на крыльцо, а оттуда на улицу. Прямо у калитки ей встретился сосед Григорий — невысокий сутулый старик, с плешивой головой и короткой седой бородой.
— Здорово, Федоровна, — хрипло пробасил он, произнося «Федоровна» с ударением на «о» второго слога.
— Здравствуй, здравствуй, Григорий Кузьмич. Как поживаешь?
— Да жив пока что… Ревматизьма только замучила. Надобно китайской мази купить, что ли, — проворчал Григорий, — ты-то как живешь?
— Да, слава Богу, жива — здорова.
— Погулять, стало быть, вышла?
— Ты, Григорий, не видел кошечки моей, Муси? Убежала, что ли, куда? Утром хватилась, а ее нет, — сказала Варвара Федоровна.
— Кошки-то? Да пес их знает, бегают тут всякие, я ж не гляжу. А ты, чаю, собралась куда? Далеко?
— Да вот до магазина надо съездить.
— Это куда ж, в Поликарпово? — спросил Григорий.
— Туда. Надо взять чего-нибудь, угостить сынка-то. Конфеток к чаю, колбаски, там, сырку. Ну и красненькой, конечно.
— Так к тебе что, сын приехал, Ленька?
Варвара Федоровна радостно улыбнулась:
— Приедет, да. Должен сегодня вечером уже здесь быть, он мне вчера звонил.
— Ааа, вот оно как! И надолго?
— Не знаю, уж как у него получится, он ведь занятой, работает, — со значением сказала она, — ну недельку-то побудет, думаю…
— Недельку? Ну хорошо, коли так. Как будет тут, так зови, я зайду, погляжу на него. Он вроде машину новую себе взял?
— Да я не понимаю в этом. Вроде все та же была, — Варвара Федоровна повернулась идти к автобусной остановке.
— У него в тот-то раз была серая такая, вольва, что ли? — в след ей все спрашивал Григорий.
— Ой, я не понимаю.
И она, махнув Григорию рукой, быстро пошла к остановке. А Григорий пошаркал себе дальше, к бывшему дому председателя колхоза, где в большом заброшенном сарае к обеду всегда собирались местные мужики посидеть в приятной компании за пивом и спорами.
Глава 2
Варвара Федоровна прошла с полкилометра по грунтовой дороге до шоссе и встала у остановки. Через десять минут туда подъехал пузатый старенький автобус ПАЗ, открылась передняя дверца, и Варвара Федоровна поднялась по ступенькам внутрь. Кроме нее на остановке никого не было, в самом же автобусе ехали еще четыре человека. Войдя, она поздоровалась с водителем: «Здравствуй, Сашенька». Водитель, плотный небритый мужчина, лет тридцати, в шоферской кепке улыбнулся и кивнул ей головой. Старушка села на переднее сиденье, до села Поликарпово было всего двенадцать километров, и через десять минут автобус остановился у покосившейся металлической будки сельской остановки.