Она подошла к кровати, прилегла на подушку. Закрыв лицо платком, продолжала грустным голосом:
- У нас ведь вроде и другого имени нет, каторжные - и все, а раз так, значит, мы на все способны. А ведь не знают шиханские бабы, что, кроме отца, меня никогда ни один еще мужчина не целовал...
Василиса подсела к ней на край постели, взяла за руку и неожиданно заплакала.
Устя вскочила и обняла ее за плечи, ласково тормошила, гладила ее мягкие волосы.
- Ну а ты чего вдруг? Ты-то чего плачешь?
- А затем, - сквозь слезы говорила Василиса, - затем, что страшное я в жизни испытала. - Немного успокоившись, продолжала: - Вот вы сказали, что вас еще никто ни разу не поцеловал, да ведь и меня тоже... Только вот однажды конвойный унтер отозвал на привале и в кусты завел... Не могла я с ним сладить... До того муторно было, что думала - умру потом... Кошкодером его звали арестанты, потому что не любил он кошек, как увидит, так непременно прибьет. И сам-то он с растопыренными усищами на кота был похож. Бывало, как увижу кого с усами, того унтера вспоминаю, и так тошно мне делается, так лихо, Устенька, хоть в петлю!.. Как только вы выйдете за Василия Михайловича, я тоже уйду с прииска, - призналась Василиса.
- Куда же ты надумала?
- А в станицу.
- Ты что, уже и место нашла?
- Покамест только так еще... - ответила Василиса и потупилась.
- Как это так?
- Есть тут один вдовый... - Василиса наклонила голову.
- Неужели влюбилась? Кто же он? - с нетерпением спросила Устя.
- В этом вся и загвоздка, - вздохнула Василиса. - Хоть и дети у него взрослые и внучка есть, а мне все едино, с таким хоть на каторгу, хоть на тот свет.
- Ты, Василиска, с ума сошла! - Устя всплеснула руками.
- А разве я не понимаю, что этого нельзя? - Василиса снова судорожно вздохнула.
- Вот это да! - поражалась Устя. - Ты хоть виделась с ним, говорила?
- Видела его часто, а говорила только один разочек...
- О чем же вы говорили?
- Да ни одного словечка путем... Народу было кругом...
- И где же это было, и кто он такой? - допытывалась Устя.
- Этого я не могу сказать.
- Почему?
- А может, это так, потом все пройдет, а люди узнают и смеяться начнут, а мне сейчас не до смеху... Вот вы научили меня писать, читать. Через вас я первый раз в жизни лапти сбросила и кожаные полусапожки надела. В город поехала, хожу по улочкам и вывески на всех лавках перечитываю и кричу про себя: "Умею, я умею!" А полусапожки скрипят. Я и земли под собой не чую... Потом книжки начала читать, которые вы приносили. Теперь мне хочется хорошо о людях думать...
В узенькое окно саманной полуземлянки лился светлой полоской веселый солнечный свет, ласково падал на синеватую от побелки стену и висевший над кроватью коврик.
Устя встала, сняла с вешалки шубу, быстро оделась. Она взяла ведра, вышла по тропинке за околицу. По Шиханскому шляху вместе с потерянными клочьями сена курились верблюжьи колючки. Рядом с наезженной дорогой, на приисковых штреках в бугрившейся пустой породе копались ребятишки. Тут же по-осеннему уныло бродили серые вороны. Устя подошла к тому месту, где в свое время старик Буянов обнаружил золотые самородки. Сейчас здесь все уже было выработано. Родник глубоко вычищен и в три венца обложен свежим сосновым срубом. На степановской пашне теперь ютились саманные избенки приисковых рабочих.
Около сруба стоял запряженный в ветхую телегу белый верблюд. На растопыренных березовых стояках лежала дубовая бочка с новыми металлическими обручами. Смуглый, подросший Кунта, в серой, из заячьего меха шапке с длинными, торчащими врозь ушами, черпал ведром воду и выливал в бочку. Он теперь стал на прииске водовозом, снабжал родниковой водой отдаленные хатенки и ближних ленивых хозяек, получая по копейке за ведро. Он терпеливо копил деньги и своими далекими мечтами непременно стать богатым до слез смешил Василия Михайловича и Устю.
- Здравствуй, Кунта, - ставя на землю ведра, проговорила Устя.
- О, здравствуй, тетька Уста! - радостно приветствовал ее Кунта.
- Ты чего не приходил учиться? - спросила Устя.
- Охо-хо, хозяйка! - Кунта отбросил черпак в сторону и провел рукавом холщовой куртки по лицу. - Эх, дорогой мой человек! Целый день туда-сюда воду тащить нада, потом верблюда пасти, потом кашу варим с братом, а придет вечер, как дохлый лягу - и айда спать.
- Устаешь? - сочувственно спросила Устя.
- Хуже верблюда.
- Ну а сегодня придешь?
- Пришел бы, да вот к хозяину жана приехала. Воды таскай, дров руби, баню топи...
- Кто же тебя заставляет?
- Сам я. Мало-мало денежки получать надо же!
- Накопил поди уж? - Устя посмотрела на его рваные, растоптанные сапоги.
- Только чуть-чуть еще...
- Ты бы лучше купил себе сапоги, а то простудишься.
- Ничего. Сапоги брат починит. Он все умеет... Сначала лошадь будем покупать.
- Зачем тебе еще лошадь, у вас же есть верблюд?
- У меня-то есть, а у брата ничего нету. Ему лошадь надо, калым платить тоже надо. Старший брат скоро будет себе жану брать... А как возьмешь ее без калыма, ну-ка скажи? - Кунта посмотрел на Устю и лукаво прищурил и без того узкую прорезь глаз.
- Пусть найдет русскую, тогда и калыму не надо, - пошутила Устя.
- Ого! Друг! - Кунта внушительно покачал своей заячьей шапкой. - На русской...
- А что?
- Эге! Хо-хо! - Кунта снова взялся за черпак.
- Что ты все хохокаешь? - возмутилась Устя.
- А то, что за русскую-то в Сибирь пойдешь, дорогой человек!
- Не говори глупости, чудак ты этакий! - возразила Устя.
- Какой такой чудак! Кодар-то взял русскую - и айда!
- Вспомнил... - Устя растерянно выпустила из рук коромысло.
- Конечно, помним! Видал я, как ему руки железом спутали, потом казак с ружьем в Сибирь его погнал!
Кунта взял черпак и начал наливать в бочку воду, искоса поглядывая на свою учительницу, видел, как она молча покусывала губы. Ему вдруг стало жаль ее. "Наверное, зря все-таки я напугал девку казаком с ружьем", подумал Кунта и, чтобы исправить ошибку, проговорил:
- Зачем сама за водой пришла? Сказала бы мне, я бы тебе целую бочку притащил и денег не брал бы ни одной копейки...
- Надоел ты, Кунта, со своими копейками! - сердито проговорила Устя. - У тебя на уме только деньги да лошади...
- А без лошади как можно казаху? А вон Тулеген-бабай какую Микешке кобылку давал? Ого! Вон он идет, Микешка-то, и барана тащит! У меня тоже много будет баранов...