– Вас тут только не хватало! – буркнул военный.
– Тут главное не спорить, – предупредил Гошка. – Обругали – и черт с ним, а мы кругом обойдем... Раздался громкий паровозный гудок.
– Наш! – сказал Гошка. – За мной!
Обогнув вокзал, они выскочили на пути. Там стояли два длинных состава. К обоим прицеплены паровозы. Из труб с громким свистом вырывался пар. В длинном узком проходе между вагонами суетились люди. В теплушках женщины, дети, старики. Из конца в конец эшелонов разносился гул голосов. На крыше одного из вагонов – зенитный пулемет. На белых ящиках пристроились два пулеметчика.
Вслед за Гошкой ребята проталкивались сквозь толпу. Бэсу было тяжело и неудобно с двумя мешками.
– Наша платформа, – сказал Гошка. – Полезайте под вагон. Будем садиться с той стороны. Там народу меньше.
Нырнули под вагон. Коля застрял с мешками: ни туда, ни сюда!
– Вставай на коленки, – с досадой сказал Гошка. – Брючки боишься запачкать?
Витька помог Коле выбраться из-под вагонов, взял у него один мешок и швырнул Гошке.
– Ты всегда был рассеянным, – сказал он. Гошка молча просунул руки в лямки и подошел к высокой платформе с тамбуром.
– Дяденька! – позвал он.
Никто не ответил. Дверь в тамбур была приоткрыта. Гошка поднялся по ступенькам и исчез в темном провале. Скоро его черная голова высунулась.
– Сюда! – скомандовал он. – Только тихо!
Витька придержал Сашку за штаны – тот первым уцепился за поручни – и подсадил девчонок.
– Я и не знал, что ты такой прыткий, – насмешливо сказал он Ладонщикову.
– Иди ты... – огрызнулся Сашка, поспешно вскарабкиваясь на высокую ступеньку.
На платформе, привязанные ржавой проволокой, стояли новенькие жнейки. От них пахло свежей краской. Между жнейками – несколько охапок примятого сена. Видно, кто-то уже лежал на нем.
– Прошу в международное купе, – пригласил Гошка, сбрасывая мешок.
Они лежали на сене, прижавшись друг к дружке. Мимо проходили люди, доносились раздраженные голоса. Все думали об одном и том же: лишь бы кто-нибудь не забрался на платформу и не прогнал их. И еще – поскорее бы поезд тронулся. Небо над головой стало звездным. А кругом непривычная темнота. Нигде не видно ни одного огонька. В домах плотно занавесили одеялами окна. Вступила в силу одна из первых заповедей войны: «Соблюдай светомаскировку!» Наконец раздался свисток кондуктора, несколько раз отрывисто гукнул паровоз, зашипели тормоза, от головы состава послышался нарастающий металлический перестук, платформа дернулась и будто нехотя покатилась по рельсам.
– Доставайте хлеб и сало! – сказал Сашка.
ГЛАВА ВТОРАЯ. НОЧЬ И ДЕНЬ
Ехали всю ночь. С остановками. Впрочем, ехали или больше стояли, никто точно не знал, потому что, подзакусив салом с черствым хлебом, все заснули. Их бесцеремонно разбудил кондуктор, с которым Гошка договаривался.
– Ты что же, цыган, меня облапошил? – загремел он. – Говорил, вас двое, а тут вон сколько голубчиков!
Гошка поднялся с сена и стал тереть заспанные глаза.
– Двое или шестеро – какая разница? – пробурчал он.
– На первой же остановке вытряхивайтесь. – сказал кондуктор и захлопнул дверь в тамбур.
Состав с трудом полез на подъем. За ночь он увеличился еще на десяток вагонов. Теплый южный ветер посвистывал в жнейках, ворошил на полу сено.
– По-моему, мы не в ту сторону едем. – сказал Коля Бэс, водрузив на нос очки и озираясь.
Гошка поднялся и, держась за жнейку, пошел в тамбур. Когда он снова появился на платформе, лицо у него было расстроенным.
– Вот так штука, – сказал он. – Ночью нас прицепили к другому составу...
Люся уткнулась подбородком в колени, и плечи ее затряслись.
– Надо действовать, а не плакать, – жестко сказал Гошка.
– Действуй, – сказала Алла, невозмутимо заплетая косу. – Ты ведь у нас за командира.
Поезд остановился на небольшой станция. В первый раз ребята увидели на оконных стеклах длинные белые полоски, наклеенные крест-накрест. Даже Коля Бэс не сразу сообразил, для чего они.
Ребята спрыгнули с платформы.
Было решено: если встречный поезд остановится, то любыми способами снова заберутся в тамбур или на крышу и поедут домой. Но встречный не остановился. Он прогремел на полной скорости мимо дежурного и ребят, стоявших неподалеку. В распахнутых теплушках мелькнули лица бойцов, на платформах – зачехленные танки и пушки. Дулами в одну сторону. Сверху для маскировки – на танки были набросаны еловые ветви.
– Что они тут у вас не останавливаются? – спросил Гошка у дежурного.
– Поезжайте лучше в тыл, – сказал дежурный. – В той стороне вам делать нечего.
– У нас там дом, – сказала Алла. – Родители.
Дежурный посмотрел на нее, потом на остальных, засунул свернутые трубкой флажки в карман форменных брюк и сказал:
– Мне не хочется вас разочаровывать, но в город вы не попадете.
– Как не попадем? – сказал Сашка. – Мы там живем! Нам необходимо попасть домой. Вы понимаете?
– Понимаю, – сказал дежурный и потер лоб. И ребята увидели, что он очень устал: лицо желтое, глаза с красными прожилками.
– Я не имею права посадить вас на военный эшелон. В ту сторону только военные эшелоны идут... Но я не буду и мешать вам. Сумеете сесть скатертью дорога.
Дежурный надвинул красную фуражку на лоб и ушел в помещение. Немного погодя, яростно пробуксовав на месте, тронулся товарный. Мимо проплыла платформа с жнейками. Сердитый кондуктор сидел на подножке и курил. Он даже не посмотрел на своих бывших пассажиров.
Состав ушел, и ребята остались на перроне одни. Только к вечеру им удалось устроиться на военный эшелон. И помогла Люся. Уже потеряв надежду уехать, ребята молча сидели на своих тощих мешках. Люся, у которой последнее время слезы не просыхали, плакала, уткнувшись головой в колени Аллы. Эшелон растянулся почти на километр. Где-то впереди, у переезда, пыхтел паровоз, а хвост застрял в лесу. Наверное, был приказ никому не выходить из вагонов, потому что ни один человек не появился на перроне. Почти все вагоны были закрыты. На платформах танки, зеленые грузовики с большими крытыми кузовами. В тамбурах бойцы с карабинами. Гошка, конечно, сунулся в один тамбур, другой. Ребята видели, как он, жестикулируя, что-то говорил, но все впустую. Гошка вернулся и плюнул в сторону эшелона:
– Ни в какую! И слушать не хотят.
– Как тронется, давайте на ходу попробуем? – предложил Сашка.
– А девчонки? – спросил Витька.
– Не девчонки, а девочки, – поправила Алла.
– Я п-попробую, – подняла голову Люся. И тут из теплушки, что была напротив, спрыгнул на перрон высокий командир с одной шпалой в петлицах. На ремне кобура с пистолетом, через плечо полевая сумка. Капитан несколько раз присел, выбрасывая руки в стороны, потом подошел к ребятам.
– Ты чего плачешь, девочка? – спросил он. Люся подняла на него глаза, и слезы полились еще больше.
– Мы домой хотим... а нас... не пускают! Капитан поднял ее голову за подбородок и заглянул в глаза.
– Кто не пускает?
– Все...
Гошка стал излагать суть дела. Капитан слушал не перебивая. Рукой он дотронулся до Люськиных волос и погладил,
– Что же мне с вами делать, ребятишки? – задумчиво сказал он.
– Возьмите нас, дяденька! – попросила Люся.
Из станционного помещения вышел дежурный. Его почему-то все еще не сменяли. Дежурный подошел к капитану и сказал:
– Весь день маются тут ребятишки... Была бы дрезина, ей-богу, отправил бы!
– Вы нас только довезите, – сказал Витька.
– Даю отправление, – предупредил дежурный, вытаскивая из кармана флажки.
– Марш в вагон! – наконец решился капитан. Ребята схватили свои пожитки и бросились к теплушке. Капитан назвал чью-то фамилию, и две сильные руки всех по очереди быстро втащили в вагон. Последним вскочил капитан. Дежурный улыбнулся и посигналил флажком машинисту.
Эшелон тронулся.
Капитана звали Анатолий Васильевич Никонов. Родом он из Сибири. У него в Бердске осталась такая же дочь, как Люся. Даже кудряшки такие же. Месяц назад он отправил жену с дочерью к родителям в Сибирь. А сейчас вместе со своим артдивизионом едет на фронт.