– Теперь не остановится... – сказала первая маска.
– Пьянствовали, вот и ушла ваша жена, – рассудительно заметила третья маска.
– Я ее на руках носил, поклонялся, как божеству... О Мария, как ты могла?!
– Не будем его трогать, – сказал первый разбойник. – У него и так неприятности.
– Плачет, – заметил третий разбойник.
– Ладно, – заявил второй, самый кровожадный, – мы вас пощадим.
– Живите, – великодушно прибавил третий.
Не сделали они и десяти шагов, как пьяный догнал их.
– Друзья, у вас есть оружие, – сказал он. – Отдайте мне его... Я сам с ними расправлюсь. О, я разыщу их хоть на краю света и застрелю обоих! Я выпущу в них всю обойму, а последнюю пулю приберегу для себя...
– Идите, уважаемый, своей дорогой, – посоветовал второй разбойник, с пистолетом.
– Я должен совершить этот справедливый акт... – продолжал артист. – Отелло задушил Дездемону лишь за одно подозрение, а я подло обманут! Я отомщу им!
– Он сумасшедший, – сказал третий разбойник.
– Я отниму у вас наган! – заявил пьяный и вцепился в разбойника. – Вы, чудовище с каменным сердцем, отдайте мне оружие!
Грабитель молча стал вырываться, маска упала на мостовую, и пьяный наступил на нее. Гошка (это был он) с трудом высвободился из цепких рук артиста и крикнул:
– Полундра!
Три храбрых разбойника что было духу припустили ни мостовой. А позади них громко топал артист и кричал на всю улицу:
– Куда же вы?! Куда, куда вы удалились?..
* * *
В последний раз хлопнула тяжелая дверь дежурного гастронома, и уборщица набросила крючок. Из магазина вышла девочка лет тринадцати в коротком платье и белых босоножках. В руке – вместительная продуктовая сумка. Девочка легко сбежала вниз по ступенькам и зашагала по тротуару. У старой часовни она свернула на тропинку.
Из-за кустов вышли трое в масках. Луна освещала утоптанную дорожку, мохнатые, неподвижные ветви.
– Что у тебя в сумке? – спросил Гошка. Маска у него помята: отверстие для носа соединилось с отверстием для рта.
– Булки, – шепотом ответила девчонка, с радостным изумлением глядя на грабителей.
– А пирожные есть? – спросил Саша Ладонщиков, грозно тараща глаза из крестообразной прорези.
– Есть конфеты «Раковая шейка», – охотно сообщила девчонка.
– Мои любимые, – ликующим голосом сказал Ладонщиков.
– А деньги? – басом спросил Гошка.
– Три рубля, – сказала девчонка. Глаза у нее возбужденно блестели. В волосах белая лента.
– Давай выкладывай! – потребовал Гошка.
– Вы воры, да? – спросила девчонка.
– Мы шайка «Черный крест». – с гордостью сообщил Саша.
– Трепач! – сказал Гошка.
– У вас есть наган? – спросила девчонка. Она все еще говорила шепотом.
– А это что? – Гошка покрутил перед носом оловянным пугачем со сломанным курком.
– Он стреляет?
– Бабахнет – дырка насквозь!
– Выпали, пожалуйста! – попросила девчонка. – Здесь никого сейчас нет...
– Хватит болтать, – оборвал Гошка. – Отдавай сумку и деньги...
– И «Раковую шейку» тоже, – ввернул Саша. Девчонка послушно достала из большой белой сумки три французских булки, кулек с конфетами и маленький кошелек с кнопкой.
– Сумку не отдам, – твердо сказала она. – За сумку тетя мне голову оторвет...
– Вы слышали, она не отдаст сумку!.. – ухмыльнулся Гошка.
– Зачем нам лишняя улика? – подал голос Витька. – Все равно ведь выбросим.
– Ну, вот видите, – обрадовалась девчонка. – Эта сумка приметная...
– Черт с ней, с сумкой, – подумав, согласился Гошка. Он сунул каждому по булке, а кошелек положил в карман. Конфеты забрал Саша.
– Скажи спасибо, что жива осталась, – на прощанье сказал он.
– А платье? – спросила девочка. – Вы его разве не возьмете?
– Это еще зачем? – удивился Гошка.
– Оно совсем новое. Ни разу не стиранное.
– Какие-то люди нам попадаются ненормальные... – пробурчал Гошка.
– Платья мы не берем, – заявил Сашка и запихнул в рот конфету.
Не прошли они и пяти шагов, как девчонка окликнула:
– Я совсем забыла... В сумке еще есть мелочь! Подбежала и протянула Витьке Грохотову несколько белых монет. Тот отскочил в сторону и засунул руки в карманы.
Тогда она отдала мелочь Гошке.
– Ты что, дурочка? – спросил он, но деньги взял.
– Я не дурочка. У меня ни одной плохой отметки нет, – обиделась девчонка. – Просто я в первый раз вижу живых воров.
Гошка крякнул и не нашелся, что ответить. Витька покачал головой и решительно зашагал прочь, а Саша Ладонщиков сказал:
– Какие мы воры? "Мы бандиты... Погляди, какой у меня нож!
Он достал из-за пояса тонкий длинный нож, которым мать режет по праздникам пироги.
– Знаешь, сколько я человек зарезал? – скрежеща зубами, сказал Саша. Двадцать! Нет, двадцать три с половиной... Одного не дорезал.
– Вот это да! – поверила девчонка. – И они кричали?
– Кто кричал? – не понял Саша.
– Жертвы...
– Даже не пикнули. Раз – и лапки кверху!
– Он острый?
– Бумагу на лету режет.
Девчонка вздохнула и, с опаской глядя на нож, протянула Ладонщикову тоненькую руку.
– Зарежь меня, пожалуйста, немножко, – попросила она. – А то тетя не поверит, что на меня воры напали... То есть бандиты.
Саша спрятал нож и попятился.
– Я не умею немножко... – сказал он. – Только наповал.
– Не пугай, – не выдержал Витька, – ребенок заикаться будет...
– Насмерть – пожалуйста, это мне раз плюнуть.
– Ты идешь, наконец, убийца, или нет? – разозлился Гошка.
– На мокрое дело идем, – понизив голос, сообщил девчонке Сашка.
– На мокрое? – удивилась та. – А что это такое!
– Кончай травить... мокрица! – усмехнулся Витька.
– Можешь свечку поставить за упокой их душ, – не мог остановиться Сашка. Ему очень нравилось с девчонкой разговаривать.
– Можно, я с вами? Я только посмотрю...
– Детям до шестнадцати лет не разрешается, – ухмыльнулся Сашка.
– Я сейчас кричать буду, – сообщила девчонка.
– Раньше надо было, – сказал Витька – он ожидал в сторонке.
– Ладно, кричи, – разрешил Ладонщиков. – Теперь можно.
Девчонка поставила сумку на землю и, присев, заорала на всю улицу таким пронзительным голосом, что мальчишки вздрогнули. Поблизости хлопнула дверь, вторая, послышались голоса, по мостовой затопали тяжелые сапоги. А в сапогах в такую жару мог быть только постовой милиционер.
Грабители мчались по узкой тропинке вдоль огородов, а душераздирающий крик преследовал их по пятам. Сашка за что-то зацепился и располосовал одну штанину чуть ли не пополам. «Мамка убьет», – пробормотал он на ходу. В крик вплелся длинный милицейский свисток. Гошка – он бежал впереди налетел на дерево и остановился. Чертыхаясь, стал щупать шишку на лбу.
– Какие дураки на дорогах деревья сажают? – пробурчал он.
– Чего встал? – ткнул его кулаком в спину Сашка. – Сцапают ведь!
Позади все явственнее был слышен топот, голоса. Увидев прямо перед собой сколоченную из досок уборную, Гошка вскочил на ступеньку и дернул за ручку. Дверь распахнулась. Вслед за ним в соседнее отделение влетел толстый Сашка. В последней кабине укрылся Витька Грохотов.
Не успели отдышаться, как совсем рядом послышались голоса преследователей.
– Они не могли далеко уйти, – говорил густой мужской голос. – Нужно искать здесь...
– Девочка, а ты узнаешь их в лицо? – спросил другой голос, потоньше.
– У них лица нет, – бойко ответила ограбленная девчонка. – Что-то черное с дырками для глаз.
– В масках, – сказал первый голос. – Видать, опытные...
– Говоришь, вооружены? – спросил голос потоньше.
– У всех наганы и большущие ножи, – ответила девчонка.
– Это какие-нибудь приезжие, – заметил густой голос. – У нас давно ничего не было слышно.
– Один сказал, что уже зарезал сто человек. У него весь ножик в крови!
– Ну и темень, – сказал голос потоньше. – Глаз выколи... Пойду-ка, пожалуй, домой. Жена, поди, волнуется.