Октябрьская улица представляла собой широкий, поросший травой пустырь, вытянувшийся по окраине города с севера на юг.[5] По сторонам редели невысокие, большей частью деревянные дома. Посередине улицы пролегала узкая дорожка, по которой проезжал время от времени редкий транспорт — телеги с запряжёнными в них лошадьми. Несколько раз в день тишину улицы нарушало урчание мотора автобуса или грузовичка, а легковые автомобили были вообще в диковинку. Глядя на проезжавшие повозки, Витька частенько вспоминал их последнюю с батей поездку в город.
Не успели ребята начать учиться, как в здание школы въехал военный госпиталь. Их классу выделили какую-то небольшую каморку ещё дальше от дому. Направляясь на учёбу, Витёк почти с середины пути видел ориентир — высокую водонапорную башню, стоявшую прямо посреди Октябрьской улицы. Рядом с этой башней они и учились.
Однажды их класс послали на субботник прибирать территорию вокзала. Вскоре к радости мальчишек, издав протяжный гудок, появился из-за поворота грохочущий паровоз. Большой, чёрный с красной звездой спереди, чадящий копотью паровоз притащил за собой вереницу разномастных вагонов и, выпустив клубы пара, замер у резервуара с водой.
То прибыл в Киров очередной поезд с эвакуированными из Ленинграда. Их было много, особенно маленьких ребятишек дошкольного возраста. Дети бросались на шеи встречавших воспитательниц и кричали: «Тётя, скажи, где моя мама?». Никто не мог без слёз смотреть на этих перепуганных бомбёжками детишек, увезённых от оставшихся погибать, защищая родной город, родителей. Надолго запомнились Витьке эти детские глаза, полные горя.
Витёк тогда ещё не знал, что пока этот поезд добирался до Кирова, гитлеровцы окружили Ленинград и началась блокада города, которая будет продолжаться почти 900 дней и унесёт сотни тысяч человеческих жизней.
Мама хотела перевести Витьку учиться поближе к дому — в школу села Филейка, до которой добираться от Суханов гораздо ближе, но к концу сентября стало не до учёбы. Каждый день дети ходили в лес собирать сучья на дрова: ведь зима была не за горами. Так и забросил Витёк школу до лучших времён, как и многие его сверстники.
На глазах Витьки происходило становление филейского завода. С началом войны, несмотря на возросшие трудности, связанные с нехваткой стройматериалов, темпы строительства нового завода № 315 заметно выросли. Дядя Зиновий рассказывал Витьке, как сооружались бараки для размещения производства. Один из корпусов из-за отсутствия цемента строили из дерева, крыша его держалась на нескольких сотнях деревянных столбов, поэтому внутри корпуса было как в лесу. Срочно строили электроподстанцию, другие вспомогательные сооружения.
По филейским деревням уже ходили слухи о скором прибытии эвакуирующегося завода с оборудованием и людьми, но подробностей толком никто не знал.
Весь сентябрь в скупых сообщениях Совинформбюро ежедневно говорилось об упорных ожесточённых боях на всей линии фронта. Как-то раз Витька стоял, по обыкновению, в толпе и слушал очередную сводку. Передавали, что оставшаяся глубоко в тылу противника Одесса не сдаётся, продолжает вести героическую оборону, и её защитники уже разгромили несколько румынских дивизий. Витёк глядел на лица стоящих рядом эвакуированных ребят-одесситов и видел их влажные глаза и крепко стиснутые зубы.
Вскоре проводили на войну и дядю Зиновия. Он оказался на том же сборно-учебном пункте РККА, где в своё время ожидал отправки на фронт Витькин батя. Однажды Витёк вместе с роднёй пришёл навестить дядьку. Немало удивились они тогда виду красноармейцев. Дядя Зиновий предстал пред ними в нижнем белье и каких-то замызганных башмаках. Так же были «обмундированы» и его сослуживцы.
— Формы на всех не хватает, — ругался раздосадованный дядька. — Выдали нам обмундирование, а через три дня отобрали для срочно отбывающих на фронт. Теперь неделю уж строем в исподнем ходим. Тьфу! Цирк какой-то, так их растак!
Посещение сборно-учебного пункта вызвало тяжёлые чувства, напомнило об отце. И так стало нехорошо на душе у Витьки, что с тех пор он туда больше не ходил.
Однажды серым октябрьским утром, когда мелкий осенний дождик мочил кучки опавшей листвы, Витёк зашёл проведать своего друга Мирона. Был там и Кузя со своим старшим братом, шестнадцатилетним Григорием. Ребята поговорили о житье-бытье, повспоминали погибшего Миронова отца Михаила Поликарпыча. И тут Мирон вытащил лист бумаги, исписанный ровным детским почерком. Григорий, как старший, взял его в руки и стал читать: «Военному комиссару Сталинского района города Кирова. Заявление. Прошу принять меня добровольцем в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, так как я хочу с оружием в руках защищать нашу Советскую Родину и мстить фашистам за смерть отца. Умею хорошо стрелять из охотничьего ружья. Могу быть снайпером или разведчиком. Буду дисциплинированным, смелым, до конца преданным Родине бойцом. Я уверен, что моя рука не дрогнет и все пули пойдут точно во врагов».