Вечереет, но ещё по-прежнему жарко. Удивительно всё-таки, что за весь день им так и не повстречалась ни одна живая душа, разве что странный бакенщик с того берега Вятки.
Миновав стройку, ребята подходят к перекрестию дорог. Мирон и Кузя жмут на прощание Витькину руку и сворачивают направо — к себе в Пушкари. А Витька направляется к деревеньке Суханы, что в противоположной стороне, за овражком.
Душно. Чем ближе подходит Витька к деревне, тем тревожнее на душе. Что за непонятный звук слышится ему? Да это же плач! Не чей-то одинокий плач, а словно вся деревня плачет! Паренёк бежит по пустой улице. Горькие невыносимые рыдания раздаются из раскрытых окон каждого дома! Да что же за день такой сегодня?!
Вот их калитка, двери в сени настежь распахнуты. Витёк оказывается в комнатке с низким белёным потолком. Бабушка вся в слезах. Мама тихонечко воет. Плачут младшие братья и сестрёнки. Отец сидит, отвернувшись к окну.
— Папа, что случилось? Кто-то умер? — тихо спрашивает Витька.
— Война, сынок. Немец на нас напал, — отвечает батя. Наконец поворачивается, смотрит на сына. — Все мы: и я, и дядя Зиновий, и Михаил Поликарпыч, да все наши мужики завтра едем в город, в военный комиссариат. Так что остаёшься в доме за старшего, сын.
Отец тяжело вздыхает. Пробует улыбнуться. Предательская слезинка скатывается по его щеке. Крепким натруженным кулаком он стирает её. А заодно стирается с его лица и улыбка. Батя снова отворачивается от остолбеневшего Витьки к окну. И смотрит, смотрит…
Погожий летний вечер, такой же, как и вчера. Где-то далеко уже целый день идут кровопролитные бои, рвутся снаряды, гибнут люди, рушатся города. Уже держит оборону окружённая фашистами Брестская крепость… А у нас в глубинке — всё те же барашки-облака, да пастух Солнце. И только плач, возносящийся над русскими деревнями к небу, нарушает тишину. Да причитания: «Господи, за что же нам такое горе?»
Так в Витькиной жизни, как и в судьбе всей страны, случился крутой поворот. Так закончилось Витькино детство.
3. ВТОРОЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ
Чёрно-белое войско Тевтонского ордена, построенное, как обычно, «свиньёй», быстро приближалось к новгородской дружине. Завывала устрашающая музыка. Кони, стуча копытами об лёд, пофыркивали под тяжестью облачённых в железные доспехи крестоносцев. На головах рыцарей — какие-то диковинные рогатые шлемы, похожие на перевёрнутые вёдра, с прорезями для глаз.
Русские ополченцы от мороза, а больше — от нетерпения переминались с ноги на ногу. Вглядываясь в надвигавшуюся немецкую армаду, ждали княжеского приказа.
— Пора! — молвил князь Александр Невский и вытащил укороченный кавалерийский карабин Мосина образца 1891 года. — По моей команде дадим залп, и враг провалится под лёд: слишком тяжёлые у них панцири!
— Да куда там! — не выдержал находившийся неподалёку Витька. — В наших краях зима дюже морозная была. У нас на Подозерьи лёд очень крепкий!
Но никто из бородатых дружинников, облачённых в кольчуги и, как ни странно, в краснозвёздные будёновки, не обратил ни малейшего внимания на вопль мальчишки.
— Целься! — приказал князь, и тысячи винтовок с примкнутыми штыками ощетинились в сторону приближавшегося неприятеля. — Пли!
Раздался невероятный грохот от упавшей на пол чугунной сковороды. Витька быстро пришёл в себя после странного сна, навеянного фильмом про Ледовое побоище. Не успел ещё тёплый июньский ветерок, залетавший в избу через распахнутое окошко, окончательно разогнать сонное наваждение, как вспомнились вчерашние тревожные события. Во сне-то оно всегда всё проще.
Мамка звала завтракать. Умывшись над тазиком холодной водой, Витёк покушал прямо из чугунка варёной картошки с парным молоком и отправился искать своих друзей-сверстников. С десяток мальчишек и девчат школьного возраста торчали, как обычно, на пятачке у оврага. Были там и его приятели Мирон и Кузя. Вся компания, в связи с начавшейся вчера войной, пребывала в приподнятом патриотическом настроении.
Ребята рассуждали о том, сколько времени понадобится Красной армии, чтобы разгромить фашистов. Приходили к выводу, что недели за две, много за три наши победят. Спросили о том и у подошедшего Витьки.
— Я думаю, война продлится месяца два… — неуверенно начал Витёк.
— Да что ты, белены объелся?! Сказанул, курам на смех! — перебили его возмущённые и насмешливые голоса пионеров. — Разобьют немца дней за пятнадцать-двадцать. Эх, жаль, пока мы подрастём, уже всех врагов победят, нам повоевать не достанется!