Он услышал голос дальнианина:
— Есть три основных положения, которые наши предки поняли. Форма разумного существа должна меняться в соответствии с его целью. Это форма ветра, а не скалы. Разумные существа не должны делиться на «я» и «мы». Они могут делиться и снова собираться а единое существо, опять же в зависимости от своей цели. Жизнь разума не должна иметь отрезка, ведь ни в каком отрезке не умещаются его мечты.
— Но для чего же вы живете? — спросил Ким. Самым любимым его занятием было спрашивать, самым нелюбимым — отвечать.
— А для чего живешь ты? — ответил вопросом на вопрос дальнианин, и земляне улыбались, глядя на оторопевшего Кима. Дальнианин ответил точно так же, как ответил бы Ким.
Молчание становилось тягучим.
— Хорошо, отвечу тебе, — сказал дальнианин. — Мне нужно узнавать все новые варианты устройства Вселенной.
— Для чего? — поспешил спросить Ким.
— Чтобы каждый раз выбирать из них наилучший.
— Наилучший для кого?
— Для меня, для тебя, для животного, для камня. Для гармонии.
— Я не понимаю тебя, — признался Ким.
— Ты поймешь меня только через свои интересы, — пояснил дальнианин и попросил: — Расскажи о цели своей жизни.
Киму пришлось отвечать:
— Я хочу знать как можно больше, чтобы человечество стало сильнее.
Его голос был таким же медленным, как обычно, — голос человека, для которого размышления значат больше, чем действия, а выдумка — больше, чем действительность. Но нарочито хриплые полутона и наигранная наивность исчезли — голос прояснился.
Ким бросил взгляд на товарищей, как бы извиняясь за нескромное признание. А они смотрели на него во все глаза: он впервые раскрывался перед ними.
— Для чего сильнее? — спросил дальнианин.
— Вместе с силой приходит счастье. А сила — в знании.
Дальнианин улыбнулся:
— Почему же ты сказал, что не понимаешь меня? Ведь наши цели сходятся. Мы хотим знания для силы, а силы для счастья. Разные у нас только возможности. Ты пока хочешь больше знать о Вселенной, чтобы лучше приспособиться к ней, а я — чтобы переделывать ее. И ты и я стремимся к гармонии со всем окружающим, к такой гармонии, где мы — строители и хозяева. В этом наше счастье… Ты понимаешь меня?
Он обращался ко всем землянам. И Светов ответил за всех:
— Мы начинаем понимать тебя.
— Я покажу вам, как переделывают мир! — воскликнул дальнианин.
Вокруг его тела появилось серебристое мерцание. Оно становилось все больше и больше, окутало и землян. Образовало вокруг них прозрачную сферическую оболочку. Оно не имело ни запаха, ни вкуса и вообще никак не воздействовало на их органы чувств. Земляне увидели удаляющуюся планету, похожую на фиолетовый мяч. Просторы космоса окружили их, словно тысячи черных пантер, и в темноте сверкали глаза. А потом глаза слились в огненное пятно, оно вытянулось, размылось, исчезло. У землян было такое впечатление, что они летят в космосе без всякой защитной оболочки, и это ощущение пьянило Космос, такой могущественный, непознанный, стал ласковым и спокойным, как море в бухте. У них появилось ощущение единства с ним, и впервые люди почувствовали, что они не только сыновья Земли, но и дети космоса.
— Смотрите! — сказал дальнианин.
Два узких луча ударили из прозрачной сферы, в которой они летели, в черное пространство. Там, где лучи скрестились, заплясал огненный шарик. Он разрастался, пульсировал… Дальнианин управлял лучами, и они становились то двумя бурлящими ручьями, то двумя клинками.
— Я создаю перепады энергии, — пояснил он так просто, как будто делал обычное дело. — Это приводит к возмущению пространства, а затем к изменению движения частиц. Я могу менять энергетические заряды частиц, направление их вращения — и жидкость течет снизу вверх, газ стремится к уплотнению, многомерное время движется в том направлении, какое мне нужно.
Огненный шарик превратился в гигантский излучающий шар. На его поверхности бушевали смерчи и взрывы. Пространство, до того казавшееся пустым, изменилось. Оно больше не было черным. Багровые, серебристые, золотые отсветы заполнили его. Это был радостный пожар — пожар движения, жизни, который люди не могли представить в самых смелых мечтах. У них было ощущение, что это они зажгли новую звезду, что они могут изменять вращение частиц и управлять временем. Счастье такой силы и накала, какого они никогда не испытывали, овладело ими, породнило, сделало частями единого целого. Им казалось, что вот-вот они создадут мир, с которым сольются воедино в гармонии. Этот мир станет частью их, а они — его разумом, его волей.
«Может быть, что-то похожее я испытывал, когда был водителем патрульного космолета? Бывали минуты, когда я как бы сливался с аппаратом в одно существо, каждое движение которого зависело от моей воли, — подумал Светов и ответил себе: — Нет, это нельзя сравнивать».
Роберт посмотрел на Вадима, на его беспокойные пальцы, переплетающиеся в Живой решетке. «Тебе повезло, мальчик! — думал он. — В юности ты познал такое чувство, какое я испытал только к концу пути. Красивое чувство, самое красивое и самое сильное. Но вот каково тебе будет жить после этого? Ведь все, что познаешь потом, ты невольно сравнишь с этим чувством. В чем же ты сможешь найти удовлетворение?»
— Еще звезду! — попросил Ким. — Образуйте здесь еще одну звезду.
— Нельзя, — ответил дальнианин. — Через много миллиардов лет, по вашему счету, здесь возникнет жизнь, подобная земной, а две звезды — это уже совсем иная жизнь.
«Существо, которое живет сто лет, не будет заботиться о том, что произойдет через миллиарды лет», — с сожалением подумал Роберт, ведь он думал не о дальнианине, а о себе, о людях Земли. Он представил, как давно и насколько бы изменилось человеческое общество, лицо планеты, если бы люди были бессмертны и с самого начала своей истории вынуждены были заботиться о том, что произойдет через миллионолетия. Тогда история не знала бы девиза: «После меня хоть потоп».
Дальнианин прочел мысли Роберта и, словно этого ожидал, тотчас предложил:
— Вы можете остаться со мной навсегда. Вы избавитесь от болезней и смерти, а значит, и от страха перед будущим. Вы не будете больше ни эгоистичными, ни злобными, ни скупыми, ведь «я» и «они» не станут разъедать вас противоречиями. Вы будете бессмертными и могучими, а значит, и счастливыми… То, что ваши собратья добудут в борьбе через очень много лет, вы получите сейчас…
«А чем мы уплатим за это? — подумал Роберт. — Мы отдавали за крупицы знания и могущества здоровье, молодость, мы теряли самых близких людей. Мы так привыкли за все платить, что иначе не можем…»
Вадим припомнил медные осенние леса и воздух такой чистый, что просматривались серебряные паутинки, плывущие в нем. Вот надвинулись тучи — тяжелые, мокрые, недобрые. Налетел ветер, рванул их, стряхнул тяжелые капли. Подул еще, изо всех сил надувая щеки, — и осенний дождь ударил пулеметной очередью по лужам. Вадим не любил осенних дождей, но сейчас и о них вспоминал с тоской. И, еще не вспомнив всего другого, что незримо тянулось за ним через космос, сказал дальнианину:
— Нет, я не останусь.
«Почему он не заставит нас, если это ему нужно?» — подумал Ким.
— Нельзя заставлять войти в будущее. Для будущего нужно созреть, — прозвучал ответ дальнианина.
Взгляд Светова прояснился: Вадим, так легко принявший решение, помог и ему. А было нелегко. Ведь Светов хорошо представлял, что предлагает дальниаиин. Разве не бессмертие необходимо ему, чтобы воплотить в жизнь свой замысел о путешествии к центру Галактики?
— Вы сможете вернуться потом на родину, приняв любой облик, и такой, как сейчас, — сказал дальнианин.