Или же — рассказы о городе. О городе, покрывшем всю Землю и не оставившем ни неба, ни клочка почвы; в этом городе замкнулось не только пространство, но и время: сев в поезд и двигаясь строго в одном направлении, главный герой, пожелавший найти границу города, прибыл в итоге в ту же пространственную точку и в тот же момент времени, которые соответствовали «старту» («Концентрационный город»)… О более прозаическом, современном западном городе, задыхающемся под властью электронного Молоха — всепроникающей рекламы, воздействующей на подсознание потребителей («Подсознательный человек», в русском переводе — «Вы будете покупать, доктор»)…
Сравнение отдельных рассказов Болларда с микророманами — не преувеличение. Вот, к примеру, один из самых впечатляющих — «Последний мир мистера Годдарда». В нем рассказывается об одиноком старике, контролере универмага. Единственная радость в его жизни — сидеть по вечерам возле огромного ящика, в котором искусно выполнен макет городка, где живет и работает герой. Рассказ фантастический — в «городке-макете» живут знакомые мистеру Годдарду люди, именно живут… Автора меньше всего волнует вопрос о научном обосновании фантастической ситуации; зато вот образ — старик, склонившийся над собственным миром в миниатюре, подобно королям с картины Чюрлениса — эмоционально захватывает сразу же.
Мистер Годдард подглядывает за обитателями «города», вникает в их проблемы и уже в реальной жизни го мере сил старается проявить участие, помочь. Но забота самозванного «бога» наталкивается на неочевидную, хотя и объяснимую реакцию горожан: сначала подозрительность, затем холодность, а под конец раздражение и открытый бунт. Крошечные обитатели «городка в табакерке» замысливают и осуществляют побег из своей фактической тюрьмы… Мистер Годдард не злодей и не властолюбец, он действительно «хотел как лучше». Но и протест человека против взирающих на него с высоты «богов», протест естественный (даже подсознательный, инстинктивный) выписан Боллардом ярко и убедительно. Против всяких богов. Плохих ли, хороших — безразлично…
В этой новелле каждый прочтет свое. Грустную повесть об одиноком старике, не нашедшем места в реальной жизни и пытающемся компенсировать внутреннюю пустоту заботой обо всех сразу. Или притчу о маленьком человеке, которому «трудно быть богом». Аллюзию на современные антигуманные концепции западных социологов и психологов вроде скиннеровской теории «направленной модификации поведения». А может быть, гимн способности человека променять «отеческую заботу» высших существ на трудную, горькую, но от этого не менее прекрасную свободу выбора. И то, и другое, и третье… — все это в коротком рассказе размером в авторский лист.
Оговоримся сразу — анализ рассказов Болларда не раз ставил исследователей в тупик. Если долго и пристально всматриваться в напечатанную типографским способом репродукцию произведения живописи, то постепенно ясность очертаний и цветовая окраска уступят место «пуантилистской» картине: уставший глаз не будет уже различать ничего, кроме хаотической последовательности не связанных между собою цветных точек. «Также и рассказы Болларда, — развивает эту мысль американский фантаст X. Эллисон, — подвергнутые тщательному анализу, они мгновенно рассыпаются на не связанные между собой фрагменты. Но когда они просто читаются, когда читатель просто ассимилирует их в себя, они становятся большим, нежели сумма фрагментов».
Суть последующих экспериментов Болларда состояла в стремлении к предельному лаконизму образного языка произведения. Так была изобретена новая литературная форма, которую сам писатель назвал «конденсированными романами». Это своего рода коллажи, не имеющие связанного сюжета, элементы которых представляют собою, по словам критика, «кусочки мозаики, центральной части которой еще не видно. Как если б художник, задумавший написать портрет, выписал бы до мельчайших деталей фон, а вместо самого портрета оставил пока лишь ограниченное силуэтом белое пятно».
«Конденсированные романы» Болларда вызывают двойственное отношение. Разрушая все привычные литературные каноны, писатель разрушил и саму литературную ткань произведения, его смысловое целое, хотя ему и удалось подметить и емко обрисовать приметы мира, в котором он живет. Сам Боллард как-то признался: «Я чувствую, что все, что мне удалось в этих фрагментах, — это заново открыть для себя настоящее».