В противоречивом и запутанном клубке, в который сплелись программы, лозунги, конкретные результаты и оценки, выделяются, прежде всего, три фактора. Именно они, на наш взгляд, достаточно исчерпывающе описывают комплекс явлений, условно названный «Новой волной». Это, во-первых, изменение тематики; во-вторых, формальные поиски; в-третьих, непрерывный ажиотаж критики, поднятый вокруг «литературы размышлений».
Итак, новые темы… Страницы НФ изданий запестрели деталями и образцами, доселе не виданными. Вместо экзотических названий звезд и планет читатель теперь встречался со знакомыми точками земного шара: Далласом и Вьетнамом, мысом Кеннеди и Сорбонским университетом. Головокружительные загалактические эпопеи сменились пожарищами в негритянских гетто и культурной революцией в Китае… Хлынул на страницы научной фантастики и поток «новинок», составляющих ценностный микрокосмос подростка 60-х: ЛСД, хиппи-коммуны, «партизанская война в городах», сексуальная революция, поп-музыка, мини-юбки и длинные волосы…
Ясно, что в этом калейдоскопе было не до объективного и трезвого отбора — в одном ряду стояли Маркс и «сверхзвезда Иисус», Че Гевара и Герберт Маркузе, экологическая катастрофа и вопрос легализации марихуаны. Социальное подменялось сексуальным, сознание — подсознанием, наука — мистикой и шаманскими бубнами, к которым призывал Роззак. В своей книге «Где кончается пустыня» (1972) он резюмировал: «… в наши дни отколовшаяся от общества молодежь инстинктивно тянется к романтическим формам, и так же покоряется волшебству напитков и снов, детства и дикости, оккультного и магического…»
«Новая волна», как и более всеобъемлющее явление — молодежные выступления на Западе в конце 60-х, была детищем своего времени и своего общества, объективно отразила их приметы, явив все скрытые язвы и пороки. И (это уже специфика литературы, о которой идет речь) указала на возможное развитие тенденций в будущем, Но оказалась не в состоянии — да и не пыталась как следует — объяснить это время, дать хоть намек на рецепты лечения социальных недугов.
Процесс смены поколений, лихорадочную попытку преломить в фантастике то новое, что пришло в окружающий мир, можно считать «объективными» предпосылками этой жанровой революции. «Субъективными» являются проблемы внутренние: взаимоотношение с общелитературным потоком, эксперименты в области формы, поиски своего языка, овладение новой литературной техникой.
Именно здесь и была замаскирована одна из мин замедленного действия, погубивших «Новую волну»: вопрос «зачем и о чем написано произведение» вскоре уступил место другому — «как оно написано». Требование примата формы над содержанием противоречило самой сути научной фантастики, рационально осмысливающей мир. Зачеркивался основной пункт программы «Новой волны», отмеченный выше: языковая пиротехника в конце концов стала настолько доминировать в произведении, что превратилась в «вещь в себе», бесконечно далекую от проблем как грядущего, так и настоящего…
Сменился со временем и лозунг: вместо отражения окружающего пришло отражение индивидуального сознания, чаще подсознания, того «внутреннего ландшафта», который получил даже специфическое название «inner space» (буквально «внутренний космос»). За бортом движения остались такие достоинства «старой» фантастики (по крайней мере лучших ее образцов), как социальный контекст, трезвый анализ, логика и научная эрудиция авторов, романтический пафос и гражданственность.
Сами же художественные приемы и методы, взятые на вооружение молодыми фантастами, тоже оказались далеки от образцов для подражания: сюрреализм и поп-арт, поток сознания и психоанализ, литературный коллаж, типографские трюки, эротика на грани порнографии, демонстративное употребление нецензурных слов. Парадоксально, но некоторые из «новинок», призванных обогатить палитру писателя-фантаста, оказались изобретением велосипеда: «большая литература» успела освободиться от них… несколько десятилетий назад.
Эпатаж обывателя-буржуа не произвел должного эффекта: вне мира научной фантастики все это уже было и не раз, внутри вызывало лишь раздражение и непонимание.
Раскроем наугад несколько книжек. Для передачи общей атмосферы достаточно будет самых лаконичных аннотаций…
В романе Ч. Плэтта «Горожане» (1970) современные тенденции «общества вседозволенности» — сексуальный разгул вкупе с новыми противозачаточными средствами — привели к резкому падению рождаемости. По улицам пустынного супергорода, мертвенно отсвечивающего сталью и бетоном, бредут неизвестно куда герои: поп-звезда, торговец наркотиками, архитектор, один из строителей этого «рая», — таков облик будущего в представлении фантаста. Жестокость и агрессивность человека XX века окажутся бесценными и для кровопролитных баталий в будущем, вялом и «стериальном», — таковы представления о человечестве (этот негативный вариант лемовского «Возвращения со звезд» нарисован в романе «Ландскнехты времени» (1969) Ф. Хая).