И кроме всего прочего, как могу я надеяться опубликовать такуюправду и надеяться, что кто-нибудь поверит в ее совершенно особый статус? Когда Они наконец во славе лучезарно спустятся со звезд со всем своим чудесным грузом, чем это сможет помочь мне занять мое законное место среди избранных? Чем?
Хироми Гото
Рассказ из глубины груди
Вопросы, которые ты никогда не задавала, могут оказаться важнее всего на свете. Ты никогда не думала об этом. Тебе это даже в голову не приходило. Когда ты была маленькой, твоя мать внушала тебе, что если ты будешь задавать слишком много вопросов, у тебя могут быть неприятности. Теперь ты понимаешь: не задавая их совсем, ты оказалась в той же лодке, плывущей по той же реке дерьма, но без того же весла.
Ты звонишь по межгороду своей матери, чтобы рассказать ей новости, и она говорит: «Что же, минус на минус не всегда дает плюс, дорогая», и делится с тобой рецептом десерта, опубликованным в сентябрьском выпуске журнала «Роялти» как любимое кушанье принца Чарлза.
Ваш успех в кормлении грудью сильно зависит от вашего собственного желания это делать, и в не меньшей степени — от ободрения, которое вы получаете от людей, окружающих вас.
Бринкли, Голдберг и Кьюкар, «Первое путешествие вашего ребенка» (© 1988, 2-е изд., стр. 173).
— Ну как, что-нибудь выходит?
Он с любопытством глядит на головку ребенка, на мою накрытую покрывалом грудь. Я вздрагиваю.
— Не знаю. Я не могу сказать.
— Что значит — ты не можешь сказать? Это же твое тело, правда? То есть ты же должна хоть что-нибудь чувствовать!
Он чешет в затылке.
— Ничего. Просто больно.
— Ох! — Он дважды моргает. — Извини. Знаешь, я очень горжусь тобой.
Плацента выскальзывает между твоих ног, словно самый огромный в твоей жизни кровяной сгусток. У новорожденной девочки, еще мокрой после родов, хватает сил, чтобы сосать — но в отличие от олененка или теленка она не может сразу встать на шаткие ножки. Тебе придется носить ее на руках еще долгое время. Ты утешаешь себя тем, что по крайней мере ты не слониха, иначе тебе пришлось бы ходить беременной еще чуть ли не год. За последующие двенадцать часов это первый и последний раз, когда она кормится.
— Няня, прошу вас, вы не могли бы подойти и помочь мне разбудить ее? Она не брала грудь вот уже пять часов.
У няньки на лице родинка с торчащими волосками. Ты не можешь удержаться, чтобы не задерживать на ней взгляд хотя бы ненадолго каждый раз, когда смотришь на ее лицо. Нянька раздевает ребенка, но оставляет шапочку. Девочка красная и морщинистая, она извивается, как червяк, и ты надеешься, что никто из тех, кто придет на нее посмотреть, не скажет, что она похожа на тебя.
— Ребеночку просто слишком хорошо, — чирикает нянька. — К тому же они иногда бывают чересчур утомлены после родов. Вы же знаете, для них это тоже тяжелый труд!
— Да, наверное, вы правы.
— Конечно. Ах да, и когда вы пойдете мыться, я бы не стала оставлять ребенка в одиночестве. Особенно когда дверь открыта.
Нянька начинает ожесточенно тереть красное дитя, пока оно не начинает корчиться, держа глаза по-прежнему закрытыми, непреклонное в своей решимости продолжать спать.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, у нас, конечно, есть охрана, но все равно сюда может зайти кто угодно — возьмут и унесут ребенка, — нянька улыбается, словно она просто шутит.
— Вы это серьезно?
— Ах, ну конечно! И ценные вещи тоже не стоит оставлять без присмотра. У нас уже бывали проблемы с воровством, а я знаю, что у вашей сестры бывают хорошие фотоаппараты.
Ты только что прошла через двенадцать часов напряженной работы, а не спала уже двадцать восемь. У тебя не хватает энергии указать няньке на неуместность ее замечаний. Девочка по-прежнему спит.
Твоя свекровь приехала из Японии навестить тебя, и останется на месяц, чтобы помочь тебе со старшим ребенком. Она разглядывает спящую девочку, которую ты держишь у груди. Ты жалуешься, что девочка не питается так, как надо, и что ты начинаешь немного беспокоиться.
— Твои соски слишком плоские, поэтому ей не очень удобно брать грудь, — говорит она, и твои глаза наполняются злыми слезами.
— Вы, наверное, из Тибета? — спрашивает нянька.
Грудное молоко — натуральный, свежий продукт.
«Первое путешествие вашего ребенка» (стр. 174).
Ты дома. Ты спрашивала, нельзя ли тебе еще немного остаться в больнице, за дополнительную плату — но тебе просто рассмеялись в лицо и сказали «нет». Твоя свекровь готовит ленч для себя и твоего первенца, но тебе ничего не предлагает, поскольку не знает, понравится ли тебе, как она готовит. Ты съедаешь немного дробленой пшеницы с «Нутра-Свитом» и пытаешься еще раз дать девочке грудь.
Боль кажется тебе вполне натуральной и свежей.
Девочка сосет три часа подряд, и когда ты заставляешь ее срыгнуть, в углах ее губ обнаруживается розоватая пена, похожая на клубничный коктейль. Ты понимаешь, что в твоем молоке кровь, и сомневаешься, стоит ли ей его пить. Втайне ты надеешься, что это окажется для нее вредно, и тебе поневоле придется прекратить кормить ее грудью. Ты звонишь подруге и рассказываешь ей о том, что тебе больно кормить, о крови, о своем беспокойстве за здоровье девочки — и к своему разочарованию узнаешь, что кровь ей нисколько не повредит. Что у твоей подруги тоже были такие проблемы, что у нее даже образовались на сосках кровавые волдыри, но несмотря на них, она все равно продолжала кормить ребенка грудью, и доктор одобрил это, и оххх! какая была боль, и кровь, когда эти волдыри лопнули, но она все равно продолжала кормить, пока ребенку не исполнилось четыре года.
Вешая трубку, ты чувствуешь себя еще более подавленной. Кровь в молоке не является проблемой, и твоя подруга, оказывается, страдала даже больше, чем ты сейчас. Ты не первая, кто столкнулся с трагедией сосков. Ты еще даже близко к ней не подошла.
— У меня не очень-то выходит.
Я пытаюсь улыбнуться, но оставляю попытку.
— Ничего, со временем все образуется. Скоро все будет хорошо.
Он выключает ночник в изголовье кровати. Я включаю его обратно.
— Мне так не кажется. Мне не кажется, что всевообще когда-либо будет хорошо!
— Не будь такой пессимистичной, — он улыбается, стараясь не обидеть меня.
— Ты прочел эту брошюру для отцов новорожденных детей?
— Э-э, нет еще. Я не успел.
Пожимает плечами и пытается снова добраться до выключателя. Я выбрасываю руку и ловлю в воздухе его запястье.
— Так прочти эту чертову брошюру, и тогда у тебя, может быть, появится какое-нибудь представление о том, через что я сейчас прохожу!
— Женщины кормили грудью всегда, с тех пор, как они существуют на свете.
— Что?!
— Ну, ты же понимаешь, что я хочу сказать — это естественно! Женщины кормили грудью всегда, с тех пор, как они появились на свете и стали вынашивать детей, — поучает он, мельком взглядывая на одну из моих истерзанных грудей. — Но это не значит, что с тех пор, как они появились на свете и принялись заниматься этим, это им всегда нравилось!
— «Естественно» — еще не значит, что им это приятно или что у них это хорошо получается, — шиплю я.
— Ах, ну зачем нужно всегда все так усложнять?
— Зачем ты тогда не женился на ком-нибудь другом, кто не стал бы усложнять?
— Вы не хотите есть? — шепчет свекровь из-за закрытой двери спальни. — Я могла бы приготовить вам что-нибудь, если вы проголодались.
Перекорм.
(Там же, стр. 183.)