— Я вовсе не смотрел телевизор целый день, — угрюмо ответил брат.
— Марк после обеда исследовал окрестности, — вставила мать.
— Понимаю, понимаю: искал приключений на свою голову. В этом городе, конечно же, не меньше шпаны, чем было в Коннектикуте. Не сомневаюсь, что ты и здесь отыщешь себе приятелей.
Как-то, еще в Коннектикуте, Марка привели домой полицейские — он оказался в одной компании с парнями, которых поймали на воровстве в магазине.
— Я тут познакомился с ребятами из нашего квартала, — сказал Марк. — Они все состоят в загородном клубе. А мы можем тоже записаться? Я ходил бы с ними плавать…
Этот вопрос был обращен к матери.
— Плавать в загородном клубе? — воскликнул отец. — Ну не замечательно ли? Может, нам лучше будет подыскать тебе работу, чтобы свободное время не висело на тебе столь тяжким бременем?
Марк ничего не ответил. Отец принялся рассказывать о том, как молод был он сам, когда впервые пошел работать. Я заметила, что Марк пристально смотрит на меня, и почувствовала, что момент приближается: он собирался сказать что-то, чтобы переключить отца со своих дел на мои. Дождавшись, пока отец сделает паузу, Марк спросил:
— Эй, Джоан, а почему ты все время держишься за стакан, когда ешь? Это выглядит очень глупо.
Я взглянула на свои руки. И действительно, моя левая рука крепко сжимала стакан с молоком.
— Ты словно боишься, что кто-нибудь украдет твое молоко, — сказал отец, усмехнувшись. — Расслабься, ты ведь не в логове диких зверей!
На следующий день я снова вернулась на полянку Лисы в зарослях. Когда мать спросила меня, куда я направляюсь, я сказала, что хочу поиграть с одной девочкой, которую встретила вчера, и что буду обедать у нее. Мать уже начала засыпать меня кучей вопросов, на которые я не хотела отвечать, но как раз в этот момент зазвонил телефон — звонила одна из ее городских подруг. Я с минутку постояла рядом, словно ожидая, пока мать обратит на меня внимание — и она нетерпеливо махнула мне, показывая, что я могу идти, чего я как раз и добивалась.
Лиса сидела, забравшись с ногами в свое кресло под деревом, и читала книгу.
— Жалко, что здесь не водятся ежи, — сказала она, словно продолжая разговор, начатый раньше. — В Англии их полно.
Она постучала пальцем по книге, и я взглянула через ес плечо на картинку.
— Да, это здорово, — нерешительно сказала я.
— Лисы их едят, — добавила она, ухмыляясь.
Я кинула на нее опасливый взгляд.
— Пошли! — Она выбралась из кресла и повела меня в глубину леса. Она хотела показать мне место, где в ручеек впадал приток, уходивший в трубу под насыпью. Это был настоящий бетонный туннель, настолько большой, что я, стоя посреди потока, едва могла достать до верха вытянутой рукой. Мы побрели по воде вглубь трубы, сквозь пропитанную запахом водорослей темноту, пока устье туннеля не превратилось в крошечную точку света вдали.
— Правда, здорово? — голос Лисы звучал гулко, отражаясь от стен трубы. — Здесь прохладно даже в середине дня. Отличное место, чтобы прятаться.
Я посмотрела во тьму, бархатно-черную и безмолвную, если не считать нежного музыкального журчания воды. Она одновременно пугала и притягивала.
— Хотелось бы знать, куда она ведет, — сказала Лиса. — Когда-нибудь я возьму с собой фонарик и пойду туда, дальше.
Я оглянулась на отблеск света в конце трубы, потом снова уставилась в темноту и поежилась.
— Прекрасно, — сказала я. — Мы можем пойти вместе.
— Заметано. Ладно, пойдем, я покажу тебе еще кое-что. Мои секреты. — Она зашлепала по воде в сторону выхода, и я последовала за ней, возвращаясь к жару и сиянию дня.
Лиса показала мне лабиринт незаметных тропинок, проложенных в кустарнике вокруг ее полянки. Они были совсем узенькие — как раз, чтобы мы могли пролезть, не больше. В местах, где тропинки пересекались, были сложены кучки камней — «чтобы обстреливать незваных гостей», по ее словам. Вдруг она дотронулась до моей руки.
— Ты водишь! — крикнула она. — Догоняй!
И Лиса нырнула в свой лабиринт, а я припустилась следом, ныряя под ветки и огибая углы, но не сходя с тропинки, поскольку продирание сквозь кусты грозило ушибами и царапинами. Я запятнала ее, и тогда уже она погналась за мной, вопя и улюлюкая на бегу. Мы бегали кругом и кругом, сворачивая с одной тропинки на другую; порой мне мельком открывался вид на полянку с креслом — место, которое я в мыслях начала называть ее гостиной. А временами я оказывалась глубоко в кустарнике, скрытая от всего мира. Кругом и кругом, до тех пор, пока я не выучила, что тропинка, проходящая возле сломанной ветки, ведет к гостиной, а та, что возле кучи камней — к тому месту, где живут тритоны, и так далее.
Лиса гналась за мной, и внезапно ее не стало слышно. Я не могла понять, куда она подевалась, и тихо поползла обратно к гостиной, стараясь не шуметь. Уже почти добравшись дотуда, я услышала позади себя какой-то звук. Лиса прыгнула на меня с ветки орехового дерева и шлепнула по спине.
— Ты водишь! — сказала она. — Пошли поедим.
Мы вернулись в ее гостиную на полянке и принялись за ленч. Это казалось самой обыденной вещью на земле — сидеть под деревьями и поедать крекеры, намазанные арахисовым маслом.
— А здесь в округе действительно водятся лисы? — спросила я.
— Конечно, — ответила она. — Только днем их не увидишь.
— А как случилось, что ты стала королевой лис?
Она сидела в кресле, и свет, падавший сквозь листву ореховых деревьев, ложился пятнами на ее волосы. Я прищурилась, и в ленивом полуденном зное яркие пятна солнечного света засверкали, как драгоценные камни, а потрепанное кресло стало троном. Она царственно вскинула голову, вглядываясь в листву.
— Это началось очень давно, — медленно произнесла она. — Когда я была еще маленькой девочкой.
И она рассказала мне историю.
Однажды жила женщина, которой не нравилось, какой она была. Она чувствовала беспокойство относительно себя, ей словно бы было тесно в собственном теле. Глядя в зеркало, она не узнавала себя. Разве это ее нос? Разве это ее глаза? Ей казалось, что с ними что-то не так — хотя она не могла бы сказать, какими должны быть правильные глаза или нос.
Женщина жила со своим мужем в доме на краю леса, неподалеку от небольшого городка. У нее была маленькая дочка, только-только начавшая ходить в школу.
И вот однажды, когда маленькая дочка этой женщины была в школе, а муж — на работе, она положила ключи от дома на кухонный стол и вышла наружу, оставив дверь за собой широко распахнутой. Она пошла по тропе, которая вела в глубину леса. Оказавшись в самой чаще, она свернула в сторону и пошла между деревьями там, где уже не было троп.
Она ушла от тропы довольно далеко, когда начался дождь — вначале небольшой, потом все сильнее; капли молотили ее по лицу, рубашка и джинсы на ней намокли. Она поискала места, где укрыться, и нашла пустотелый упавший ствол, достаточно большой, чтобы можно было забраться внутрь.
Женщина вползла в него на животе. Внутри ствола было сухо, уютно и тепло. Она ждала, пока закончится дождь, закрыв глаза и слушая, как вода над ее головой барабанит по листьям, капает с веток на землю и течет струйками среди палой листвы. Слушая дождь, она заснула.
Проснувшись, она поняла, что изменилась. Впервые в жизни она чувствовала себя в своем теле как дома. Запахи вокруг были яркими и манящими — восхитительный аромат прелой листвы и червей, теплый запах белки, жившей наверху на дереве. Слушая, как белка прыгает среди ветвей, она вдруг поняла, что двигает ушами, чтобы следить за звуком. Тогда она посмотрела на себя и увидела, что все ее тело покрыто мехом. Она уткнулась носом в длинный пушистый хвост, обвивавшийся вокруг ее лап.
Пока она спала, она каким-то образом превратилась в лису.
Лиса пошевелилась в кресле, посмотрев на меня в первый раз за все время своего рассказа.
— Это была моя мама, — сказала она. — Маленькая дочка — это я.