— Ты скучаешь по своим друзьям в Коннектикуте? — спросила она. — Это, наверное, ужасно — переезжать.
— Да нет, вроде все нормально.
Я не стала говорить ей, что у меня в Коннектикуте не было настоящих друзей. Было несколько ребят, с которыми мы вместе болтались, но их нельзя было назвать друзьями. Я любила читать и хорошо училась. И то, и другое вызывало подозрение.
— Чем ты занималась с тех пор, как вы переехали?
— Читала. Околачивалась в окрестностях. Не так чтобы очень много.
Я не стала упоминать Лису — вряд ли Синди знала ее. Я сидела, разглядывая лед в своем стакане с содовой.
— Моя мама говорит, что ты собираешься вступить в отряд скаутов?
Я взглянула на Синди. Она изо всех сил старалась выказать дружелюбие и казалась умненькой девочкой.
— Да, моя мама тоже так говорит.
— Это не так уж плохо. В прошлом году мы плавали по порогам на плотах.
Она рассказала мне о том, как они сплавлялись на плотах по Станислаус-ривер, и это звучало весьма интересно. Уж куда лучше, чем наклеивать этикетки на сигарные коробки — чем мы в основном занимались в Коннектикуте.
Мы покинули дом Гордонов около пяти. Я хотела наконец-то пойти к Лисе, но мать меня не пустила. У нее снова было это ее семейное настроение, и поэтому я должна была оставаться дома, даже несмотря на то, что отец сидел в гостиной и читал газету, брат смотрел телевизор, а сама она разгадывала кроссворд.
— Ты не умрешь, если немного побудешь со своей семьей, — сказала она.
Отправившись спать, я поняла, что не могу заснуть. Я слышала, как родители спорят внизу — мать распространялась о том, как она хотела бы проводить больше времени с Гордонами, а отец высмеивал эту идею. Это продолжалось некоторое время, потом они пошли спать. В доме было тихо, но я лежала с открытыми глазами, думая, скучала ли по мне Лиса этим вечером.
Я дергалась и не находила себе покоя, и в конце концов уже не могла больше оставаться в постели. Я тихо встала, оделась, прокралась на лестницу и выбралась из дому на грунтовую дорогу, которая вела к дому Лисы. С задних дворов через ограды проникал свет и на дороге было не слишком темно. Потом я свернула с дороги в лес — и вот там уже стало темно по-настоящему. На небе висел месяц, но лишь совсем немного света просеивалось сквозь листву.
Ночью лес выглядел по-другому. В кустах постоянно что-то шуршало. Даже несмотря на то, что я знала дорогу, мне все время казалось, что я заблудилась. Я не могла перестать думать о зомби и об учениках старших классов, ищущих приключений. Обе опасности казались одинаково угрожающими.
Я подошла к полянке Лисы. Было странно находиться здесь среди ночи. Я увидела среди теней какое-то движение и замерла на месте.
Из тени, падавшей от кресла, вышла лиса. В лунном свете ее мех казался серебристо-серым, а глаза были золотыми. Она села, аккуратно обвернув вокруг себя хвост, и принялась внимательно рассматривать меня, словно принимая какое-то решение. Потом поднялась и трусцой побежала по направлению к дому Лисы.
Поколебавшись, я пошла следом за ней. В окне кухни горел свет, мне был виден Гас, сидевший на кухонном столе. Подперев голову рукой, он писал что-то в блокноте. В свете голой лампочки, болтавшейся под потолком, я видела черные тени под его глазами, печальные морщинки у губ.
Я помедлила, глядя внутрь. Мне пришла мысль развернуться и пойти домой — но я не смогла бы еще раз пройти по темному лесу в одиночку. Я тихо постучала в дверь и стала смотреть в окно, как Гас поднимается с места, чтобы впустить меня.
До сих пор я еще не бывала у них в доме. Раковина на кухне была завалена грязной посудой, но не это привлекло мое внимание. Вдоль всех стен тянулись книжные полки, некоторые были до отказа забиты книгами, другие — бумагами. Это показалось мне очень необычным: книжные полки на кухне!
— Тритон, — мягко проговорил Гас. — Рад тебя видеть.
Он не стал спрашивать меня, почему я оказалась на улице так поздно, как сделал бы любой другой взрослый. И мне показалось, что он был действительно рад меня видеть.
— А Лиса спит?
— Боюсь, что да.
— Ох. А я хотела с ней поговорить. Она… она не сердится на меня?
Гас сдвинул брови и подсел к кухонному столу, жестом указав мне на второй стул.
— Она расстроилась из-за того, что ты не пришла.
— Мать заставила меня пойти на барбекю к Синди Гордон. У Синди мама вожатая в скаутском отряде, а моя мать хочет быть помощницей вожатой, и поэтому мне тоже придется записаться в отряд… Но я все равно пришла, хотя мне и было страшно!
Не знаю толком почему, но высказав все это, я расплакалась — потому что боялась, что Лиса сердится на меня, потому что мне действительно было очень страшно в лесу, а теперь я была в безопасности, потому что Гас был добр со мной… внезапно я просто не могла не заплакать.
Гас поднял руку, остановив меня прежде, чем я начала по-настоящему.
— Расслабься, Тритон. Вдохни поглубже. — Некоторое время он молча смотрел на меня. — Знаешь, ты ведь на самом деле не хотела все это рассказывать мне. Ты хотела рассказать это Саре — то есть Лисе.
Не поднимаясь с места, он протянул руку к книжной полке и достал оттуда блокнот на спирали и карандаш.
— Напиши это. Напиши ей записку и объясни, что произошло. Я прослежу, чтобы Лиса прочла ее.
— Но почему вы не можете просто рассказать ей сами?
Он откинулся на спинку своего стула.
— Если об этом стану рассказывать я, то буду говорить своими словами. Ты должна выбрать свои собственные слова. Сказать свою правду. Это важно.
Я присела на кухонный стол и написала Лисе длинную записку о том, как я не могла ей позвонить, потому что не знала ее номера, и как моя мать не позволила мне пойти к ней, и как я выскользнула наружу после наступления темноты и видела лису на полянке. Я написала, как мне было жалко, что я не смогла прийти. Потом я вырвала листки и протянула их Гасу.
— Вы передадите это Лисе?
— Конечно.
Я отдала ему блокнот. Он открыл его на первой странице и написал на ней телефонный номер.
— Это наш номер, — сказал он, протягивая мне блокнот. — Блокнот оставь себе. Будешь записывать туда всякие другие вещи.
— Какие вещи?
Он пожал плечами.
— Всякие. То, что с тобой происходит. То, чего ты боишься. То, что ты сама придумаешь. Иногда это помогает — записывать все это. Пошли, я провожу тебя до дома.
Теперь, когда рядом был Гас, лес не казался мне страшным. Тени были просто тенями. Загадочные шумы исходили от птиц и мышей, и от машин вдали на дороге. Он расстался со мной у задней калитки нашего дома.
* * *
На следующий день я нашла Лису на полянке, в кресле.
— Привет, Лиса, — сказала я. — Прости, что мне пришлось пойти вчера на это дурацкое барбекю.
— Папа передал мне твою записку.
— Он сказал, что ты сердилась на меня.
Она пожала плечами.
— Ну да. Но он сказал, что не все родители так все понимают, как он. Что некоторые просто помыкают своими детьми.
— Это он правильно подметил.
— Так что все в порядке. Пошли в туннель.
Туннелем мы называли трубу. Иногда мы заходили глубоко в темноту, и Лиса придумывала всякие истории: мы были первыми исследователями в самой глубокой пещере в мире; мы были повстанцами, укрывающимися в парижской канализации; мы путешествовали к центру Земли, где до сих пор жили динозавры.
В тот день Лиса не стала ничего придумывать. Мы просто шли все дальше во тьму, и холодная вода хлюпала в наших кедах. Мы зашли уже довольно далеко, когда Лиса сказала:
— Ты видела лису вчера вечером. Что ты о ней думаешь?
— Она была очень красивая.
— Какие у нее были глаза?
Я пожалела, что не вижу лица Лисы. Ее голос звучал странно — высоко и напряженно.
Я вспомнила золотые глаза лисицы.
— Такие, словно… словно она знала, о чем я думаю, — ответила я.
Некоторое время Лиса молчала. Потом проговорила:
— Моя мама была очень красивая. Я помню, что у нее были очень маленькие руки. А ее волосы были такого же цвета, как лисий мех. Такие, ржаво-красно-коричневые.