При расчленении на четыре или более частей он напоминает о постоянстве в процессе изменения – еще один пример из множества других такого же рода, демонстрируемых нам удивительным миром мелкого. Протоколы нескольких независимо проведенных экспериментов подтверждают, что муравей, подвергнутый декапитации, может прожить несколько часов без этой самой своей головы, в которой он вообще-то нуждается. Аналогичный эксперимент с Марией Антуанеттой оказался неудачным, так же как неудачными были и другие неоднократно повторявшиеся попытки такого рода. Правда, определенная часть этих попыток проводилась вдали от глаз мировой общественности. У ящерицы на месте отвалившегося хвоста вырастает новый, но, скажем, законами шариата серьезно не предусматривается, что нечто подобное могло бы иметь место в других случаях. Совершенно иначе обстоит дело с дождевым червем. Он легко расстается с головой, а потом получает себя самого в стольких экземплярах, сколько сам пожелает. Метафора человека, который вместо того, чтобы плодить людей, плодит стадо? Ни в коем случае. В феноменологии все восстает против такого извращенного сравнения. Почему метафора? Данная феноменология в соответствии с духом нашего времени и требованиями постмодернизма отличается полным отсутствием иерархичности, и если из нее и можно извлечь какую-то квинтэссенцию, то это будет не что иное, как утверждение, что человек вовсе не мера всех вещей. Итак, повторим еще раз: если речь идет о метафоре, то Нью-Йорк – это метафора муравейника, но не наоборот. Так что не следует искать метафору там, где мы имеем дело просто-напросто с аналогией. Если в данной феноменологии (конкретно, например, при анализе блохи) приходится время от времени упоминать и человека, как это было при сравнении муравьиных войн с войнами в Европе
или даже с мировыми войнами, то это лишь доказывает, что редукция все еще не получила такой размах, какой бы нам хотелось. Если, скажем, при описании улитки довольно неожиданно появится, как об этом можно прочитать в некоторых пакостных критических заметках, сам Отец Нации, феноменолог обязан в таком случае снять с себя всякую ответственность за этот факт и, разумеется, вести линию улитки, более того, его долг состоит в том, чтобы указать, что Отец Нации приходит и уходит, а улитка просто есть, причем именно там, где и должна быть, то есть в винограднике.
В монографии Вондрачека о дождевых червях «Дождевой червь», работе, соответствующей всем канонам жанра и имеющей 712 страниц, описаны все близкие и дальние родственники этого существа, его склонности и способности, как скрытые, так и явные. Какова роль дождевых червей в мировой истории, Вондрачеку, несомненно, должно было бы быть хорошо известно. Но, учитывая, что в его монографии на это нет ни малейшего намека, уместным будет вывод, что дождевой червь в истории не участвовал, во всяком случае видимым образом.
Определенные сомнения, правда, вызывает тот факт, который Вондрачек не мог бы обойти своим вниманием, да, собственно, он его и не обошел. 1851 год был исключительно богат всевозможными осадками, в том числе и дождями, так что многие источники, в том числе и сам Вондрачек, отмечают настоящее нашествие дождевых червей не только на грунтовых, но и на шоссейных дорогах, связывавших отдельные княжества Германии.
Вондрачек, однако, как это ни удивительно, обходит полным молчанием тот факт, что всего лишь три года спустя, то есть в 1854 году, Роберт Шуман бросился в Рейн. Рейн, как известно, это та река… и так далее.
Моль
В Ежегоднике Британского королевского общества по исследованию сущности сэр Уильям Баттлби пишет: «Беспристрастный исследователь, изучающий заключительные главы “Феноменологии мелкого”, то есть конец тома XXIV, может прийти к мысли, что книга эта все-таки необъективна. Действительно, складывается впечатление, что автор не вполне свободен от предрассудков по отношению к мелким явлениям, иными словами, что для него все мелкое уже по самой своей сути безобразно или даже вредно. Господин Шнайдер видит безобразное и мелкое там, где речь идет, возможно, всего лишь о мелком, между тем в мире мелкого, конечно, вполне возможно найти и что-то хорошее. Даже если на мгновение согласиться, что безобразное и красота, польза и вред измеряются соотнесением с человеком, а человек в свою очередь измеряется соотнесением с британским лордом, осмелимся спросить: “Моль? Но почему моль, а не шелкопряд, например?”»