Она читала все эти сказки. Была очарована ими в детстве, как и все остальные. Сейчас, теряясь в неразгаданном прошлом Города-Бастиона, она будто терялась в собственном детстве – там, где все только начиналось.
Иногда она не возвращалась ночью домой. Хорра спросила ее как-то, не влипла ли она в неприятности, не придут ли за ней стражники. Больше Хорра не интересовалась.
Семья, да?
Иногда Торн задавалась мыслью, что, может, она изначально родилась, чтобы быть одной. Может, в этом и крылся секрет. Обычно эти мысли возникали и пропадали, но в темных проулках Бастиона она, наконец, начала ощущать их иначе. Они больше не давили. Они ассоциировались со свободой.
Сегодня она исследует те самые дворы, которых избегают даже местные. Черные, закрытые, загадочные, нежилые. Город пугает чужаков, но они все равно засыпа́ют его, как муравьи, и не устают переделывать под себя, а самого сердца все равно избегают.
Торн всегда чувствовала себя чужой. Везде, но не здесь. И сердце этого города, не принимающее больше никого, может принять ее, разве не так?
Разумеется, так. Бастион понимает ее. А она может оценить те его закутки, которые отвергают остальные.
Проулки разные, но непроглядные, все как один. Она сбивает обувь, взбираясь по крутым улицам вверх практически бегом, натыкается на тупик. Стены со сколотой краской такие неровные, что рядом с ними страшно даже дышать, только бы не обрушить, и она сворачивает прочь, обходит квартал дугой. Двигается почти бесшумно, только мелкие лужи в выбитых камнях старой дороги шлепают, когда она бежит к другому стыку заброшенных домов. Здесь нет ни души, что-то кажется ей неправильным, диким, но она слишком поглощена исследованием, чтобы понять наверняка.
У одного из домов окно не заколочено, затянуто каким-то мутным пузырем, и Торн нужно сильно сосредоточиться, чтобы разглядеть что-то на той стороне. Но она видит какие-то очертания и от этой мысли ликует – она поняла, в чем дело. Она не может найти вход в этот двор с улицы, потому что с улицы туда не войти. Он – для бывших жителей домов. Туда можно попасть только через сам дом.
Она некоторое время ходит кругом, выбирая подходящую дверь. Все заперты, некоторые еще и перекрыты чем-то снаружи. Высадить стекла у нее тоже не выходит. Попытка взобраться на крышу провальна, даже ей не хватает ловкости. Крыши и стены скользкие, покрытые мхом и мокрые от дождя.
Торн не собирается сдаваться. Ей просто нужны ее отмычки, и…
– Ты уверена, что тебе именно сюда надо вломиться? По ощущениям, тут можно украсть максимум убитый труп мертвой крысы. Закоченевший. Мумию трупа!
Молли. Она почти всегда рада слышать Молли, только вот до чего же талантлив он в том, чтобы приходить не вовремя.
– Чем болтать, – спокойно отвечает она, рассматривая хлам у одной из дверей, – лучше бы помог. Как думаешь, тут получится взобраться на крышу?
Молли хмыкает, накручивая косу на руку. В желтых глазах – сосредоточенный интерес.
– Сомневаюсь, Торн. Хлипковатые перегородки. А от чего тут баррикадировались?
– Баррикадировались? – непонимающе переспрашивает она. Смотрит по-новому.
Двор, окруженный домами. Все покинуты, все заколочены так, что не попасть внутрь. Некоторые двери засыпаны снаружи балками, бочками, телегами. Это было очень, очень давно. Все уже разваливается.
Тем интереснее.
– Я вообще не понимаю, что ты тут забыла? – Молли ежится. У него рубашка нараспашку, чтобы все видели, насколько он в форме. Сейчас, правда, он кутается, сутулится, будто хочет казаться меньше. – Это ж помойка какая-то.
– Не все обязательно должно быть ценным и на продажу, Молли, – она почти позволяет себе улыбнуться. Вовремя успевает остановить себя, чтобы не показать зубы. – Здесь же жуть как интересно. Бастион живой. Живой и…
– Живой и жуткий! – он и правда кажется испуганным. Нет, хуже: от него пахнет страхом. – Здесь нет звуков, Торн.
Она только плечами пожимает.
– Да тут как бы не живут уже. Ты бы тоже не жил, дома же старые.
– Коты, крысы, птицы тоже все дружно ушли, потому что дома пора сдавать на реставрацию? Пойдем домой, пожалуйста…
С его словами все встает на свои места. Она же ощущала, что что-то не так. Тут и правда вообще, вообще никого и ничего нет.
Но ведь времени прошло так много. Это всего лишь брошенный квартал. Если тут что-то и было, этого уже давно нет.
– Тут людей нет, нет еды, вот и животных нет. А птицы… ну, в Бастионе вообще не то чтобы много птиц.
– Ладно, ладно тебе, – Молли нервно потирает предплечье, будто кожа у него зудит. – Ничего подозрительного в жутком отсутствии птиц. Пожалуйста, пойдем назад.