Торн дергается как от укола. Отворачивается, переводя взгляд на темную улицу, на которой не разглядеть очертаний домов, будто эта темнота может спрятать от нее самой неприятную правду: эти слова отдались в душе слишком уж неприятной нотой.
Молли приобнимает ее за плечи и продолжает беззаботно:
– Во Дворах много говорят о мертвых богах из-за Вуали, но Врат нигде нет. В Бастионе они есть, потому что местные «потеряшки» сбились в кучки и ищут признания на той стороне.
– У мертвых богов? – Торн поводит бровью, не совсем понимая. Аелисар говорил об этом, спящая за Вратами суть древних сил сейчас всего лишь отголосок. Там и остались-то только планары, потерявшие большую часть рассудка. Сущности, напоминающие больше воспоминания.
– Почти. Да хотя бы у этих мутантов, которые живут за Вратами. У Вороньего Господина до сих пор остались его вранорожденные, но разума у тех нет. Они хотят только жертв и развлечений. Немного как реликты, если подумать.
Торн морщится.
– Это неправда.
– Не обижайся, но Двор Клыков показался мне очень похожим. Мне есть с чем сравнивать. Понимаешь, о чем я?
Она не знает, когда ей стало так холодно. По спине идет ряд неприятных колючих мурашек, сердце замирает, застывает. Торн даже не сразу замечает, как Молли расстегивает рубашку снизу и оголяет часть живота.
Почти все его сценические наряды были очень открытыми, но при этом довольно сложными. Лента там, ремешок тут – вроде бы видно так много, но вместе с тем, понимает Торн, этого шрама она не видела никогда. Выемка на животе Молли давно зажила, но выглядит так, будто когда-то его пронзили насквозь огромной трубой.
Она оборачивается, не в силах оторвать взгляд. Прежде чем ловит себя на этом желании, касается следа холодными пальцами, и Молли весь извивается, совершенно неуместно хихикая.
– Что… это такое…
– Чтобы стать не жертвой для вранорожденных, а одним из Теней Вороньего Господина, нужно быть либо очень хорошеньким, либо старательно доказывать свою верность. Но даже хорошенькое лицо не поможет тебе, если колеблешься выполнять поручения. А чтобы доказать свою верность, нужно решить, какую принести жертву. Вранорожденные любят мягкое мясо детей. Не хочешь приносить им детей, можешь дать им немного поклевать твою печень. Если выдержишь, может, получишь второй шанс. До следующей ошибки.
Все сходится. Щелкает в ее голове, щелкает неприятным царапающим пониманием. Торн знает, что никогда не спросит его, сколько раз он ошибался и сколько выдержал, прежде чем его собственные убеждения отступили, оставив место только желанию больше не испытывать боль.
Она поднимает на него взгляд, встречается с его золотым и видит, что он прекрасно понимает ее мысли сейчас. Его рука медленно отодвигает прочь ее пальцы и возвращает на место ткань одежды, а сам он улыбается, так дико для этого момента. Это грустная улыбка, но от этого не легче.
– Подобные истории здесь у каждого второго. Вот почему я всегда буду против Бастиона. И вот почему я немного тороплю тебя с решением. Пожалуйста, пойми для себя, куда ты хочешь пойти. Мы закупим здесь все самое нужное и уйдем, вместе. Только, прошу, давай не будем задерживаться здесь дольше нужного.
То, что случилось с Молли… арлекин, которого она пробудила и приволокла с собой в караван – все это дорисовывает в ее понимании картину древнего Города. Практически физически ощутимая ненависть, разлитая в воздухе, обретает смысл. Отравленные люди рождают еще более увечных, и этот цикл бесконечен.
Она действительно не хочет больше оставаться здесь. Когда вернется Шаннлис, она попрощается с ним навсегда. Амиша может идти, куда хочет, но пути с ней тоже должны разойтись.
Она оставит Бастион завтра и уйдет, не оборачиваясь.
Ей не удается поговорить с Шаннлисом до следующей ночи. Часть дня она спит, но, по словам Молли, даит-аин не появлялся дома. Все это раздражает, но она не может уйти, не попрощавшись. Она снова путает время в сутках, и к вечеру, когда ложится Молли, ей не сомкнуть глаз. Гулять по Бастиону не хочется, и она снова прячется на крыше.
В доме ни звука, когда спустя пару часов Шаннлис находит ее наверху. Все заготовленные слова вылетают из головы, когда Торн видит его: с разбитой губой, царапинами на лице и подбитым глазом. У него безумный блестящий взгляд, он налетает на Торн и хватает ее за руку так крепко и отчаянно, будто тонет, и только она одна может его вытащить.
– Что слу…
– Помоги мне. Умоляю.
Его голос дрожит от паники, он смотрит в ее глаза как загнанное животное. Сжимает руку только крепче.
– Мне нужна твоя помощь. Умоляю. Торн, я влип в неприятности, и только ты можешь мне помочь. Клянусь, я больше никогда ни о чем тебя не попрошу, ничего больше не сделаю, только помоги мне сейчас.