Наариш скользит на периферии зрения, за ней черным блестящим потком льются ее дети. Многоножка бросается на Айтуэти, бьется о ее невидимый щит, и викторианка обрушивает на нее вихрь. Нет больше последних детей древнего существа. Истлевает хитиновый панцирь.
Торн уворачивается от Ларикетта вновь, бьет его в грудь, пронзает пепельным лезвием. Он меркнет, но выдерживает и нападает вновь. Торн отступает и спотыкается о что-то. Голова Эллиша смотрит на нее угасающими огнями глаз и истлевает в пустую корягу. Его больше нет.
Ларикетт пронзает ее со спины. Торн вскрикивает, разворачивается с кинжалами наготове, но викториан вдруг хватает ртом воздух и рассыпается прахом. Туиренн ломает его шею, забирает Торн к себе.
Он дрожит, от ярости или ужаса – неизвестно. Вокруг слишком много смертей. Никого не останется.
Он принимает решение. Хватает Торн за руку, взмывает вверх и одним порывом пересекает расстояние до замка. Она падает на траву, прокатывается кубарем, упирается в раму его неактивных Врат.
Он помогает ей подняться, сдергивает перчатки. Пятится, касается пустоты за Вратами плечом.
Нет, нет. Не так.
Это неправильно. Не так сумбурно, только не так внезапно, обрывисто, это…
Аелисар касается ее лица, целует ее, и она отвечает со всем отчаянием. Бурлящим, душащим ее, смертельным отчаянием, обхватывает его и прижимается всем телом. Этим поцелуем она делится всем, что чувствует.
Эти поцелуем он вытягивает ее разросшееся проклятие и растворяет его в себе.
Разгораются Врата за его спиной, охватывают его очертания густой вязкой графитной тьмой, растворяют в себе. Становятся его частью и делают его частью себя.
Она неспособна оторвать взгляда от его золотых глаз, от его фарфорового лица, поглощаемого тьмой. Теряющего цвет. Единое мгновение ужаса, растянутое на вечность.
Они даже не попрощались.
Только не так. Бездна, пожалуйста, только не так.
И она не помнит о его просьбе, не помнит о своем обещании. Судорожно ловит ртом воздух, выбрасывает вперед руку, к нему, за ним.
– Я…
XXVIII
– …люблю тебя.
Кого?..
Это ее голос, но… что?
Торн ловит ртом воздух. Ее рука проходит в пустую раму Врат, очертания которых она не узнает. Они сплетены из терновника, увиты золотыми розами, как и все во Дворе Отголосков. От вида этих Врат, цветущих, сияющих, живых, внутри болезненно сжимается узел.
Она опускает руку, смотрит на свою ладонь. Что она пыталась сделать?
Лицо горит, и она касается его кончиками пальцев, только чтобы обнаружить, что оно мокрое от слез. От непонимания начинает болеть голова, но это совершенно неважно. Ей кажется, что ее грудь сейчас разорвется, и она прижимает к себе руки. Опускается на землю и собирается в комочек, будто это поможет ей не разорваться на части.
Почему… так больно?
В звенящей тишине Двора Отголосков она слышит отчаянный звериный вой, и только когда горло начинает саднить, осознает, что воет она сама.
Она не знает, сколько проходит времени, прежде чем ее находит Рашалид. Узнает его не сразу, даже не осознавая, как он дотрагивается до ее плеча. Он сгребает ее в объятия и прижимает к себе, пока она не находит в себе силы взглянуть на него. Он ее брат, с ним должно стать легче, но, когда Торн встречается с ним взглядом и видит внутри его собственное сжатое в комок отчаяние, надламываются ее последние барьеры.
Она плачет на его плече, пока все внутри не превращается в пустыню, и его слезы на ее коже прожигают ее насквозь.
Они не говорили об этом. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что они оба попросту не могут этого объяснить. Двор Отголосков застыл, забыв о бое. Ненависть одних тене к другим разлилась в воздухе так густо, что любые попытки снова поднять клинки разрезали бы его на лоскуты. Но никто больше не проливал крови, скованный внезапно вонзившимся в голову осознанием: никто не должен умереть. Души должны сохраниться, их народ должен жить.
Другим лордам пришлось уйти. У Двора Отголосков не было своего лорда, но никто не посмел бы пытаться присвоить эту землю себе. Это было противоестественно самой сути тене: этот Двор неприкосновенен. Каждый знал это, и нарушить правило значило бы полностью уничтожить себя самого.
Торн слышит голоса друзей словно издалека. Отрешенно спрашивает, как Киранн, не чувствует объятий Ульнишарры. Они помнят, что она уходила, спрашивают, почему, но она не может ответить. Она просто не знает, что ею двигало, кроме желания убить арлекина. Наверное, она просто решила проводить Шаннлиса до города. Шаннлиса, который пытался убить ее.