Она замирает.
– Раш, что ты…
– Я отправлюсь туда и усну.
Гремит брошенный на пол чайник, брызжут горячие капли. Торн подскакивает к брату в одно мгновение, влепляет ему пощечину.
Нельзя, нельзя – он должен сам чувствовать, какое преступление совершает. Ни одна жизнь не должна угаснуть, ни одного огонька. Больше никто не умрет.
Рашалид касается щеки и медленно опускает руку обратно на стол. Он будто и не почувствовал ничего. Или ему настолько все равно?..
– Ты сошел с ума?! – она шипит на него. Злость почти заглушает свербящую боль в груди. Ей хочется ударить его снова, встряхнуть, заставить одуматься. Но вот Рашалид поднимает на нее взгляд, и она понимает, что бессильна. Это решение не изменить.
– Я больше не могу, Торн.
Вялыми, такими несвойственными ему слабыми движениями он закатывает рукава. Его запястья и предплечья увиты проступающими узорами – золотые розы на графитном терновнике. Кто-то, не зная, насколько золотая его кровь, мог бы спутать их с татуировками, но Торн понимает, что это прорастает наружу клеймо.
– Это метки предателя. Я не знаю, что сделал, Торн, но лорд Двора не простил меня.
– У нашего Двора нет ллар-лорда.
– Значит, сам Двор Отголосков считает меня предателем. В глубине души я знаю, что действительно сделал что-то дикое. Пошел против самого дорогого. Больше я не могу туда вернуться… и жить с этим тоже не могу.
Она обессиленно опускается на стул напротив него. Панически ищет слова, чтобы переубедить, возразить, ищет какой-то аргумент. Но как убедить другого, если не способен сложить куски своей жизни и осознать, почему это вообще происходит?..
– Это самоубийство, Раш. Так нельзя. Это идет против всего, что нам дорого, и…
– Знаю. Но этого моего решения ты изменить не можешь.
Она не смогла. Пыталась каждое оставшееся мгновение того дня, когда увидела его в последний раз.
Без Рашалида мир потерял почти все свои краски. Когда его не стало, Торн словно впитала его страх зеркал, приумножив свой. Теперь ей казалось, что она не боится, а стыдится их. Отчасти и потому, что не уберегла брата и позволила ему уйти. Зеркала не винили ее, стыд был в ее голове, она осознавала это, но что это меняло?
Зеркала давили на нее все больше с каждым днем. Ей казалось, что этот страх что-то значит, но все ее размышления привели только к иллюзиям тени на периферии зрения, когда она отворачивалась от любых отражений. Кто-то за плечом, кто-то рядом, будто она сходит с ума.
Однажды она решает перебороть себя, заставить. Сдергивает покрывало с зеркала, смотрит на свое бледное лицо. Ей не по себе, и она не осознает, зачем, но касается ладонью поверхности зеркала. Зеркало не отвечает.
На следующее утро она просыпается с идеей, с планом. У этого плана нет смысла и нет причин его выполнять, но она все равно собирает все нужное и покидает дом.
Она видит каждый из Нерушимых городов, каждый маленький закоулок побережья. Покидает Ваэндрайн и отправляется на острова Пограничья, за ними – на северные жестокие острова Лаэрэя, а затем еще севернее, за водовороты, к безымянным землям. Везде она оставляет изготовленные на заказ зеркала в раме из золотых роз и терновника. Когда ее спрашивают, она рассказывает истории о забытых народах, о том, что доверие – это выбор, и о том, во что искренне верит. Зароняет семена идеи, которую не может четко сформулировать.
Она так и не узнала, как расцвели легенды, как заговорили о боге без имени, что прячется за зеркалами.
Уходят годы, чтобы заполнить весь Вайклир. Когда она возвращается, за ее домом следит уже не Молли, а его постаревший сын. Ее друг давно умер, а она даже не была с ним в последние дни. Не осознавала, сколько ее не было.
Когда она смотрится в зеркало, то видит себя неизменной. Даже ее проклятье до сих пор остается лишь маленькой точкой в плече, не заметишь, не зная, где искать.
Но пусть внешне она выглядит так же, как в девятнадцать, внутри она пуста. И, рассказав миру достаточно, она не знает, что делать дальше.
Больше ничего нет. Ей хочется, наконец, уснуть.
Когда сын Молли возвращается навестить ее и познакомить уже со своим сыном, дом Торн пуст. Ничего не выдает, что здесь кто-то жил.
Только на холме растет хрупкое, тонкое белое дерево.
Послесловие
Спасибо, что прошли эту грустную историю до конца.
«Витражи» – это история об оттенках любви. О вопросах доверия, о принятии себя, о том, как мы сами можем ограничивать себя страхом, нерешительностью, сомнениями.