Она не хочет никому запомниться таким тупым выражением лица.
– Крепко тебя приложило, Шаннлис.
– Нет, я… – он хмурится, пытается сесть. Пряди падают ему на лицо; вьющиеся, как настоящие стружки серебра. – Я в порядке. Просто опешил.
Это уж кто тут опешил.
– Я очень рад, что ты меня навестила, – он кладет руки на одеяло, будто прилежный ученик за школьным столом. Кажется, решил делать вид, что ничего такого и не сказал. Оно и к лучшему. – Спасибо. За это и за то, что… вступилась и спасла меня от Ашберрада Иннуады.
Она хочет ответить, но не знает, как. Она не привыкла получать благодарности. Как вообще нужно на них реагировать?
– Я не могла не вступиться, когда увидела тебя.
– Обычно этого никто не делает. Дворы – жестокое место.
Это она вполне себе выучила. Как и то, что ей повезло.
– Но, – Шаннлис пытается улыбнуться ей, и выходит криво. – Некоторым везет, и им достаются незлые хозяева. По крайней мере, так говорят. В Городе ходили слухи, что некоторым особенно удачливым может повезти, и их украдут, чтобы они могли без конца пить реликтовое вино и танцевать.
Торн почти смеется.
– Они называют танцами что угодно. Дуэли – это тоже танцы. Как я успела понять, просто драки тоже могут быть танцами. Вообще все, что позволяет тебе с кем-то переплестись и, возможно, упасть – танец.
Его смех искренний, и от этого ей почему-то теплее. И правда, настоящий.
– В Бастионе не знают, о чем говорят, значит.
В Бастионе! Торн видела на нем одежду наподобие той, которую носили люди в городе, но это могло ничего и не значить. Но он и правда оказался из Бастиона!
Воспоминание об одном из Городов одновременно греет изнутри – и болезненно жжет. Если бы только она могла вернуть время назад. Сделать все по-другому…
Нет смысла думать об этом сейчас. Она должна думать, как сбежать, если разговор с Туиренном не приведет ни к чему хорошему.
– Я была в Бастионе. От него одновременно жуткое и величественное впечатление. Я даже хотела остаться в нем.
– Остаться в Городе-Бастионе?..
Шаннлис смотрит на нее пристально. Внезапно от его улыбки не осталось и следа. Лицо – все равно что восковая маска, голова неестественно повернута, и он только смотрит на Торн, молча и будто бы насквозь.
Ей это не нравится. Не нравится его внезапно ровная интонация, с которой он отвечает:
– Это очень злое место, – не нравится и то, как на его губах снова появляется кривая улыбка, – но я покажу тебе его, если захочешь. Все его темные уголочки!
Хотел Шаннлис этого или нет, он начинал звучать жутко.
– Я запомню, – предполагая, что им удастся выбраться отсюда.
– Запомни. Это мое обещание.
Она искренне не знает, что говорить. Взмахивает руками неловко, отступает на шаг.
– Ну, раз тебе ничего не нужно, и ты точно в порядке, я как раз…
– Что? Подожди, нет! – он выкрикивает это почти панически – и так же панически хватается за ее руку, пытаясь удержать.
Его пальцы холодные, смыкаются на ее оголенном запястье, и Торн ощущает его боль. Его ноющие кости, его отчаянно регенерирующее тело, растревоженные старые шрамы и травмы. Ощущает его уверенность в чем-то, сквозящее сквозь черты характера чувство направления. У него есть цель, у него есть место в мире.
Этот парень жесток. Но жизнь сделала его таким.
Шаннлис судорожно вздыхает. Этого нельзя увидеть в даит-аинских глазах, но, кажется, его глаза закатываются, словно он уходит в транс. Сжимает ее все крепче и практически стонет на выдохе.
Он выглядит жутко, и Торн с силой отдергивает руку, вырывая Шаннлиса из кровати. Он падает кубарем, тянет за собой одеяло и теряется, полностью накрытый.
Она рвется помочь, но одергивает себя в последний момент. Ей нужны перчатки. Обязательно.
Шаннлис поднимается на дрожащих руках, выныривает из-под одеяла. Он смотрит на нее еще более жадно, удивленно, восхищенно – она не может перечислить и разглядеть все его эмоции, и ей страшно пытаться нырять в эту глубину.
– Я словно… пропустил через себя маленький мир, – выдыхает он, не отрывая от нее взгляда. Не моргая, не шевелясь. Замерев, как животное.
Сейчас Торн знает только одно: она не хочет ему ничего объяснять.
– Прости, это…
– Это было восхитительно, – говорит он, подскакивая и снова путаясь в одеяле. Он не выше Торн. – Я не… никогда не… это лучше, чем любой наркотик.
Торн не с чем было сравнить, но она помнила ощущение бесконечного могущества, которое она получала от прикосновений к коже Эрратта Туиренна. В ней нет могущества, но даже крупица этого ощущения могла кого-то и огорошить.