– Это было не о тебе. Не о том, что ты мне дал, не о Раше. Это было о них.
Он хмурится. Торн видит, как он поправляет перчатки. Знает, что он хочет видеть след клыков на ее шее, но также знает, что теперь он не притронется к ней. Не после того, что ощутил.
Торн убирает волосы с плеча и открывает окровавленную шею. На мгновение она видит во взгляде Туиренна тот же реликтовый голод. Она помнит, что он уже кусал ее, но тогда все было иначе. И он не пытался сделать с ней всего того, что хотел Ашберрад.
Как он мог не понять сразу? Он – реликт, а она вся в ранах, и…
Понимание приходит к ней не сразу.
– Ты не чувствовал запаха моей крови?
Туиренн молчит. Он с трудом отрывает взгляд от ее раны и встречается с ней взглядом – только чтобы отвести глаза в следующее же мгновение.
– Ты в другом измерении. Всегда, – она подается вперед, пытается заглянуть ему в глаза. – Ты не чувствуешь запахов.
– Я ничего не чувствую, Торн, – раздраженно отзывается он, возвращает ей свое внимание. – Почти всегда. Но не постоянно. И хватит об этом.
Она не хочет думать, что ее ждет то же самое. Он прав – хватит об этом.
– Я не пыталась обмануть тебя.
– Но ты почти сбежала.
– У меня не было ни единого шанса вырваться своими силами, – она ежится. Ей все еще холодно, и теперь она начинает понимать, что потеряла много крови. – Я просто… вспомнила, что делал Раш, чтобы научить меня проскальзывать. Но ушла слишком далеко.
Он кивает. Тянет время. Торн решается и делает шаг.
– Ты обещал мне разговор. Все еще в силе?
Туиренн смотрит на нее сверху вниз, собранный, холодный. Но Торн знает: он уже простил ее.
Потому что он любит детей своего Двора.
– Залечим твои раны. И поговорим. Спокойно, подальше от всех. Хорошо?
Она улыбается.
– Это было бы замечательно.
Праздник все еще длится, когда они вновь оказываются на территории графитного дворца. Торн старается идти прямо, но кровопотеря сказывается на ее равновесии. Она без конца касается шеи, каждый раз находя еще свежие капли на коже, и в итоге даже Туиренн ловит ее за руки и говорит прекратить.
– Ты одергиваешь меня, как нерадивого ребенка.
Он поводит бровью.
– Поверю на слово. Никогда не имел дела с детьми.
Фраза звучит странно, пока она не вспоминает, что реликты никогда не растут. Они просто возникают такими, как есть.
Запах ее крови привлекает внимание, и Ашберрад появляется из вороха бабочек, когда они минуют первый зал. Торн знает, что Туиренн мог бы перенести ее сразу во дворец, но до этого момента не понимает, почему он решил пройти сад пешком.
Свита Ашберрада пытается скрыться в тот же момент, как видит Туиренна, но он не собирается никого отпускать.
– Сидеть.
И они садятся. Кто-то – сразу, кто-то колеблется, сопротивляется, но в итоге все, даже Ашберрад Иннуада, подчиняются холодному приказу в его голосе. Торн готова поклясться, что видит горящую ненависть во взгляде эгидианца. Но ненависть и любовь для реликтов слишком тесно переплетены.
А затем Ашберрад переводит взгляд на нее и адресует ей наглую, самоуверенную улыбку. Ее кровь все еще осталась у него на губах, а вместо глаза зияет дыра.
Ему не нужно говорить ни слова, чтобы пообещать ей тысячу кровавых перспектив, когда он вновь до нее доберется. Его наглость, его уверенность заставляют ее сердце гореть от ярости, и она запоздало понимает, что клыкасто улыбается ему, глядя прямо в лицо.
Он хотел вызов? Вот ему вызов.
– Старайся лучше в следующий раз. Может быть, хоть с дыхания собьюсь.
Она выглядела как развалина и готова была вот-вот потерять сознание, но вид рычащего от злости Ашберрада поселил мягкое тепло в ее душе. Туиренн бросает на нее беглый взгляд, но не позволяет безупречно-надменной маске выдать хоть крупицу эмоций.
– Ашберрад. Ты и твои друзья, кажется, повредились слухом. Потому что я совершенно точно говорил, что никому не разрешено нападать на гостей. У тебя есть свои игрушки. Играй с ними в своем уголке, если не можешь удержать себя в штанах на публике.
Ашберрад скалится.
– Она отняла мой трофей, Эрратт Туиренн. Кто компенсирует мне это?
Черные брови Туиренна удивленно ползут вверх. Он подается к эгидианцу, будто не расслышал.
– Компенсирует? Ох, посмотрите-ка, великий глава рода Иннуада хочет компенсации. Какой беспомощный, ограбили, обидели, – Туиренн улыбается. От этой улыбки Торн не по себе. – Ашберрад, если ты превращаешься в животное, только потому что один бедный даит-аин от тебя спасся, то тебе самое место среди животных. К сожалению, в лесу ты тоже никому не понравишься.