Торн слышала об этом. От рассказчиков-мореплавателей, от торговцев из Пограничных морей и со светлого континента. Слышала, что постройки реликтов стоят по всему миру, во многих мирах, и слышала о культурах, основанных на их забытом наследии. Но за пределами темных лесов реликтов нельзя увидеть – все так говорили, даже нечистокровные жители Пограничья, оскверненные примесью реликтовой крови еще с древних времен.
– Воплощать можно много различных порывов. Поиск знания, голод до новых впечатлений. Мы всегда были хищниками, Торн, но во времена, когда реликтов было больше, мы изучали новое, развивались, двигались вперед. Многое делалось, чтобы угодить вечно жаждущим богам из-за Вуали, конечно, но вместе с бешеной гонкой за благодарностью наших богов было что-то еще. Мы не ограничены никакими порогами: ни временем, ни моральными рамками смертных. Мы цвели.
Он говорил так, будто помнил это время и сам. Торн смотрит на него по-новому, понимая, что не задавалась вопросом, насколько он на самом деле древний. Прекрасный реликтовый принц выглядит ее ровесником и одновременно совершенно потерянным во времени, но мог ли он быть… тем самым Туиренном из старых легенд? Не кем-то из этого рода, но… настоящей ожившей легендой?
– Но потом боги ушли. Уснули или умерли, хотя там, за пределами Врат, еще есть тень их присутствия. Они перестали подгонять нас, и мы сами не заметили, как стали угасать, поглощая и воплощая только самое яркое и примитивное. Голод. Похоть. Вот что мы теперь. Мы деградируем, Торн. Мы умираем.
Она смотрит на него и не понимает. Полная гнева еще только мгновение назад, сейчас она словно ловит часть его бесконечной горечи, той самой, что ощущала с самого первого момента рядом с ним. Понимание накатывало на нее медленно, накрывало с головой слой за слоем: он и правда полон этой печали, будто всегда скорбит по ушедшим временам. Каждое, каждое мгновение.
– Я не понимаю, – она качает головой. Хвост соскальзывает с плеча. – Вы были всегда.
– Мы были всегда, – настойчиво поправляет он, – но мы конечны. Вырождаемся, оставляя после себя более слабые виды. Ты думаешь, раньше были только тене? Грискорнцы, эгидианцы, викториане – мы все тене, но раньше нас было гораздо, гораздо больше. Не осталось ни реальной истории, Торн, только суеверные воспоминания, перевранные так, что через несколько их поколений люди будут говорить о нас как о жутковатом мифе и о неразумных чудовищах, строя свои цивилизации поверх нашей. Вот что нас ждет, потому что это уже ждало фаэ, суи и мэрр. Остались только мы.
Фаэ, суи, мэрр – она впервые слышала эти слова. И, зная, что он не может лгать, она ощущала ужас, медленно сжимающий сердце холодной рукой.
– Я могу рассказывать об истории вечно, но я обещал тебе другой разговор, – в его голосе столько горечи, что Торн сама не замечает, как накрывает его руку своей. Он улыбается, слабо, горько, и переплетает пальцы с ее. – Видишь ли, я буду с тобой предельно честным. Я не хочу, чтобы мой вид вымирал. Я хочу, чтобы мы снова стали живыми. Яркими. Не дешевыми монстрами из страшилок, живущими только голодом и удовольствием. Я хочу снова жить так, как раньше.
Она качает головой.
– Но подожди, ты… ты кажешься адекватным. И Раш тоже. И, я уверена, многие в твоем кругу, и друзья Раша тоже думают головой.
– Да, – кивает Туиренн, – А еще есть Ашберрад и такие, как он. Их полно. И это только Двор Отголосков. Я могу влиять на них, но не могу изменить их сознание. Могу заставлять их думать то, что угодно мне, но как только я ослаблю контроль, я получу обратно гневных и упрямых подопечных. Это не то, чего я хочу. Я не хочу, чтобы они притворялись. Я хочу, чтобы они снова увидели.
Она не понимает.
– Ты говоришь так, будто можно что-то сделать.
– Можно. Можно все исправить, Торн.
Она встречается с ним взглядом. Его золотые глаза голодные, жуткие, мерцают, словно потусторонние.
– Мы были живыми, пока наши интересы во многом определялись желаниями богов из-за Вуали. Боги ушли. Но их пространство, их воздействие, их заряженные могуществом домены остались.
Это все еще не имеет никакого смысла, и она подается вперед, заглядывает ему в лицо.
– И какой в этом смысл? Богов нет, они не помогут.
– Но принцип власти лорда Двора, Торн, очень похож на то, что из себя представляли боги Вуали. Единственная разница – влияние бога глобальнее, сразу везде, во всех слоях реальности. Не только на разум и чувства, как могу я.