Торн выдыхает, понимая, что настоящий ужас накатывает на нее только сейчас. Она вцепляется в Рашалида так отчаянно, будто все еще тонет, и судорожно вздыхает-всхлипывает.
– Я словно в Бездну заглянула, Раш…
– Шшш. Все в порядке. Это… – он запинается, и она чувствует его горькие сомнения как свои собственные. – Не скажу, что нормально, но ты здесь. Так что все хорошо.
– Я смогла. Я же смогла? – меньше всего ей сейчас хочется отпускать его. Дело не в нем; ей нужно держаться за кого-то знакомого, кого-то привычного. Напомнить себе, что она еще настоящая, а не… там.
Как… как Туиренн выдерживал это все время? Эту нереальность, ускользающее сознание?
– Отдохни, Торн. Теперь уж точно, – Рашалид берет ее за плечи, строго заглядывает в глаза. – А в следующий раз мы будем делать все осторожнее.
Она кивает, мелко и часто. Заставляет себя отойти, отступить на шаг.
– Иди к себе, – говорит он. – Я тебя потом навещу. И зови меня, если что-то пойдет не так, хорошо?
Ноги не слушаются ее, когда она уходит с тренировочной поляны. Тропинка должна привести ее ко дворцу, и в своем растерянном состоянии она не сразу понимает, что оказывается в совсем ином месте.
Здесь почти нет света, черные кроны гигантских деревьев создают над головой непроницаемый купол. Она скучает по открытому небу, по ясному свету звездопада. Она никогда не видела ничего прекраснее, наверное.
Равновесие подводит ее, и Торн пошатывается. Почти падает, но кто-то подхватывает ее сзади.
Ей не нужно оборачиваться, чтобы знать, чьи это руки. На мгновение ей хочется просто позволить себе остаться так, и сейчас у нее нет сил ненавидеть себя за эту слабость.
Она запрокидывает голову, видит золотые огни его глаз и, наконец, понимает, что она здесь. Не где-то там, в бесконечности. Здесь.
– Тебе нужно быть осторожнее, – мягко говорит Туиренн без всякого приветствия. – Я почти бросился вытаскивать тебя сам.
– Я думала, что тону. Будто попаду в Бездну, минуя смерть.
– Но ты здесь. И все еще живее всех живых. Ты умница, Торн.
Она не удерживает смешка. Кажется, она должна отстраниться, развернуться к нему, перестать заглядывать ему в лицо, запрокинув голову назад и упираясь ему в грудь. Она должна восстановить дистанцию.
Но у нее нет сил. Она слишком боится оказаться в этой холодной пучине вновь.
Еще немного спокойствия. Совсем чуть-чуть.
Это все потому что он – лорд Двора, не так ли? Защитник, создатель, символ. И ее проклятая половина находит успокоение рядом с ним именно поэтому.
– Не смейся, – его улыбка легкая, беглая. – Ты целеустремленная. Упорная. Это восхитительные качества.
Сквозь давящую усталость проскальзывает смущение. Она медленно осознает свое положение, а смысл его слов впитывается в сознание. Торн заставляет себя собраться – чуть суетливо, может быть, – и высвобождается, отходя от Туиренна на шаг.
Почему она так реагирует? Молли бы посмеялся над ней, наверное.
На мгновение Торн жалеет, что не может вспомнить такого же волнения от его прикосновений. Но Молли – ее друг. Всегда был и будет. Она скучает по нему, но… иначе.
Она хмурится, ежится. Внезапно ей кажется, что ее одежда слишком легкая, и что здесь по-настоящему холодно. Будто ее тело вдруг попросту отказалось поддерживать нужную температуру.
Туиренн смотрит на нее неотрывно, пронизывающе, по-птичьи резким жестом склонив голову набок. Внезапно она осознает, насколько роща небольшая: хватит шага, чтобы преодолеть расстояние между ними. Она отдает себе отчет в том, что все еще чувствует эти руки в черных перчатках на своей спине и плечах и что хочет ощутить касания его оголенных рук.
Мысль врывается непрошеной гостьей, и Торн кажется, будто ее поймали с поличным. Почему она вообще думает о его руках.
– Мне стало любопытно, – она пытается вернуть себя в реальность, цепляется отчаянно и за первое, что приходит в голову. – Ты ни к кому не прикасаешься? Только в перчатках или к одежде?
Его брови вразлет чуть вздрагивают в легком удивлении. Кажется, он находит вопрос занимательным. Хорошо для него, потому что Торн вот хочется провалиться сквозь землю.
– Почему же. Я люблю кровь, Торн, как и мы все. Уже это подразумевает какой-то… контакт. Логично, не правда ли?
Ей кажется, у нее горит лицо.
– На празднике, пока меня не украл Ашберрад, ты мне собирался показать свою ужасную хищную сторону? – это должна была быть шутка. Сказанная вслух, она кажется чудовищно глупой.
Она, Торн, вообще глупая, и настолько, что в известных языках не найти слов.
Кажется, какое-то время он пытается сдержаться, но потом не выдерживает и смеется. В тусклом свете золотых мотыльков мерцают его длинные клыки, и Торн вспоминает, как легко они ощущаются в коже. После того, как естественно ее собственные клыки входили в его руку только несколько дней назад…