– Расскажи мне о Наариш, пожалуйста. Вдруг придется платить ей тем, чего у меня нет! – почти-ложь, но Торн учится формулировать, и у нее получается все лучше.
Кас наполняет ее разум мутными предостережениями, но, не зная причины, не может посоветовать ничего наверняка. Когда Торн одна ступает на поляну перед маленьким каменным домиком, она все еще слабо понимает, что ее ждет.
Сперва ей кажутся странными фонарики на тонких столбах, но вот она приглядывается, и ей становится не по себе. Все фонари здесь – наколотые на пики высушенные маленькие головы большеносых существ. Их красные колпаки натянуты по самые кончики этих крупных носов, и огни светят через пустые глазницы и алую, жесткую от засохшей крови ткань.
Здесь есть и другие огоньки, маленькие музыкальные существа под крышей напоминают насмешку над самими собой, мертвые, высушенные. Светлячки устроили дома в их телах, выплетая светящиеся нити вокруг железных крюков. Торн видит плетение нот, вьющееся от тельца к тельцу.
Она, кажется, жалеет, что Кас не пошла с ней. Знает, что оба викториана следят за ней и чуть что прибегут на помощь, но для хороших отношений с Наариш Торн нужно постучаться в дом одной.
Она замирает, едва поднеся руку к дереву. Сороконожки бросаются в стороны и исчезают в широких рассохшихся щелях. Поборов отвращение, Торн размыкает нервно сжатый кулак и отстукивает мягкий ритм ноготками.
Дверь отворяется, стоит ей закончить. Совершенно бесшумно, изнутри виднеется теплый рыжий свет огня в камине. Ничего не скрипит, когда Торн ступает на деревянный пол, внутрь, в эту сырость и жару. Здесь грязно, и ей кажется, что по ее коже что-то ползает, но она помнит, что оскорбить древнего жителя леса очень просто, и удерживает себя от порыва передернуться.
– Так-так-так, госссти, да какие знаменитые, да какие особенные.
Голос звучит сзади, сбоку, неясно откуда, окружает ее со всех сторон. Она ощущала бы себя загнанной в угол, но уже была научена горьким опытом Воагхэнн – и посмотрела вверх.
Поблескивая влажными пластинами панциря, Наариш отцепляется от потолка маленькими лапками и опускается к лицу Торн. От нее пахнет сыростью, плесенью и гнилым мясом, но Торн заставляет себя не шевелиться.
Черные усики Наариш ощупывают ее волосы, тянутся к лицу. У существа нет глаз в классическом понимании, только это темное брюхо и бесконечно шевелящаяся дыра в окружении лезвий-жвал.
– Я пришла за сделкой.
Наариш перестает ощупывать ее и полностью соскальзывает с потолка. Собираясь в комок, она напоминает гнездо мокриц, бесконечно копошащееся, грязное – но вот панцирь соскальзывает, и перед Торн уже что-то совсем иное.
Маленькая, худенькая, как скелет, с кистями и ступнями, слишком длинными для этого тела. Ростом Торн всего лишь по грудь, она неуловимо напоминает всех детей Двора этими диковатыми чертами лица, но у нее все еще нет глаз, шевелятся на лысой голове усики, а пасть напоминает воронку с клинками.
Мокрая от слизи рука хватает Торн за плечо, затем – за предплечье. Наариш всасывает воздух с омерзительным свистом, качается из стороны в сторону, блестящая, голая, склизкая.
– Дай. Дай. Покажи, за что печешься, что любишшшь, что тревожит. Покажи дорогое, я ссскажу цену.
Торн перехватывает неестественно длинную, плохо функционирующую кисть, но Наариш шипит, отдергивается прочь.
– Нет! Нет – только иссскренне. Кожей, правдой.
Торн не позволяет себе выказать сомнения. Сдергивает перчатку, снова перехватывает руку существа – видит, как открывается мерзкая круглая пасть, как дрожат в ужасе усики – и чувствует древность, кровожадность, битвы. Страх за мелких панцирных детей под полом, что едят плоть на много ярусов вниз. Последнее, что она смогла заманить, невкусное, потому что вкусное давно вымерло, оставив лишь сухие головы на пиках да кости в земле. Не вспомнить названий племен. Не остается прежних детей леса, нечего есть, ее вид пропадет, если не будет искать. Но не эти – только не эти. Выкормятся, щедрый выводок, расползутся в другие Дворы, сменят цвет – будут охотиться, есть жаркое мясо, а она здесь, самая первая, самая властная, убережет, вскормит, научит…
Наариш снова отдергивает руку, зажимается и прячется. Она знает, что открыла правду о том, что ей дороже всего, и готова оборонять свой выводок.
– Меня не волнуют твои дети, – спокойно заверяет Торн. – И ты знаешь, что это правда, не только потому что я не могу лгать. Но мне нужна моя сделка.
– Да. Даа… – Наариш горбится еще сильнее, будто ее выступающий позвоночник просто неспособен удерживать это тело прямо. – Люди, которые ждут в передвижных домах и под крышшами из ткани. Люди, скованные страхом перед тем, чего не зззнают. Если сссойдут с места – будет больше жертв. Ты хочешшь помочь, но тебе нужно купить время.