Избирательным законом 6 августа, как уже было сказано, преимущество отдавалось крестьянству — оно, составляя свыше 60 % населения, давало 43 % выборщиков в Думу (право на участие в выборах принадлежало не всем крестьянам, а только домохозяевам — главам крестьянских дворов). 34 % давала землевладельческая (помещичья) курия и 23 % — городская. Различные категории избирателей четко отграничивались друг от друга, и крестьянам, или «свободным сельским обывателям», скажем, Московской губернии, не разрешалось послать в Думу ни потомственного почетного гражданина, а по роду занятий дисконтера (ростовщика) миллионера А. И. Гучкова, ни дворянина и крупного землевладельца Д. Н. Шилова для представительства ими крестьянских интересов. Пункт 49 «Положения о выборах в Государственную Думу» 6 августа не оставлял никаких сомнений на сей счет: «В каждом губернском избирательном собрании прежде всего выборщики от съездов уполномоченных от волостей избирают из своей среды одного члена Государственной думы»179 (выделено мной. — С. И.). Между тем избирательная система, предложенная А. И. Гучковым, Д. Н. Шиповым и К0, такую возможность не исключала, а скорее предполагала. У кого деньги, у того и сила, и влияние, и власть.
Впрочем, давая крестьянству в будущей Думе преимущество в голосах, законодатель руководствовался главным образом обстоятельствами времени: «Крестьянам чужда мысль об ограничении царской власти, а в самодержавии крестьянство видит для себя естественную и единственную защиту»180.
Взгляды премьера на проблему всеобщего избирательного права отражали присущее ему стойкое недоверие к абстрактным формулам прогресса. В ходе дискуссии по законопроекту С. Ю. Витте заявил: Россия — одна из самых демократических стран(!). Та же мысль была высказана и аргументирована в мемории, сопровождавшей правительственный законопроект: «В силу особых исторических условий у нас не сложилось сколь-нибудь заметной и имеющей значение аристократии. За исключением немногих родов, дворянство наше — в подавляющем большинстве случаев недавнего и служилого происхождения — не имеет ни столь обширного значения, ни той степени материальной независимости, ни привычки к независимому образу действия, который является характерным условием консервативной аристократии. Равным образом нет у нас и сколько-нибудь прочно сложившегося класса, соответствующего понятию западноевропейской буржуазии, и самые крупные представители торгово-промышленного капитала во втором, самое большее в третьем поколении выделяются из низших слоев населения.
Таким образом, по общественному своему строению Россия есть страна демократическая, а потому идеи равенства, и в частности, равного и общего участия в выборах, не могут не находить в нашем обществе самой благоприятной почвы для своего развития»181.
В конце концов, не без участия императрицы Александры Федоровны и своего первого министра, в среду 7 декабря самодержавный монарх Николай II озвучил принятое им решение: «Я находился в течение обоих заседаний в полном колебании. Но с сегодняшнего утра мне стало ясно, что для России будет лучше, безопаснее и вернее — проект первый. Проект второй — мне чутье подсказывает, что его нельзя принять. Идти слишком большими шагами нельзя. Сегодня — всеобщее голосование, а затем недалеко и до демократической республики. Это было бы бессмысленно и преступно»182.
Свое заключительное выступление председатель Совета министров завершил на пессимистической ноте: «Следует ожидать, что новый избирательный закон не внесет успокоения не только в революционные кружки, но и среди умеренных элементов, результаты будут плохие, но в какой интенсивности они проявятся — предвидеть, конечно, невозможно. О сроке созыва Государственной думы ничего сказать нельзя. Приступить немедленно к выборам — даже этого сказать нельзя. В тех местностях, которые находятся в данное время на военном положении или в положении чрезвычайной охраны, не могут быть произведены выборы, и начатые выборы должны прерываться с объявлением в данной местности военного положения или чрезвычайной охраны»183.