Выбрать главу

Сикст V всегда умел придавать своему голосу любую интонацию, чрезвычайно сильно действовавшую на собеседника; когда же он бывал разгневан и угрожал, то глаза его, казалось, метали молнии. Так или иначе, но после такого ответа папы — никто и никогда не разговаривал с ним так на протяжении тринадцати лет — князь Паоло Орсини, привыкший внушать страх всем папам, теперь вынужден был призадуматься и сразу же по выходе из дворца его святейшества поспешил к кардиналу Медичи, чтобы рассказать ему обо всем случившемся. По совету кардинала князь решил немедленно удалить преступников, укрывавшихся в его палаццо и владениях, и постараться как можно скорее найти благовидный предлог, чтобы покинуть страну, находящуюся под властью столь решительного первосвященника.

Надо сказать, что к этому времени князь Паоло Орсини сделался необычайно тучен; его ноги были толще туловища обыкновенного человека, и одна из этих чудовищных ног была поражена болезнью, именуемой lupa (волчанкой); болезнь эта названа так потому, что ее надо питать огромным количеством сырого мяса, прикладывая его к пораженной части тела: в противном случае дурная жидкость начинает разъедать живое тело вокруг язвы.

Под предлогом этой болезни князь отправился на знаменитые воды Альбано, города близ Падуи, подвластного Венецианской республике; он уехал вместе со своей новой супругой в середине июня. Альбано являлся для него вполне надежным убежищем, так как дом Орсини и Венецианская республика были в течение многих лет связаны взаимными услугами.

Приехав в эти места, сулившие ему полную безопасность, князь стал думать лишь об удовольствиях, связанных с пребыванием в различных резиденциях. С этой целью он нанял три великолепных палаццо: один в Венеции — палаццо Дандоло на улице Зекка; второй в Падуе — палаццо Фоскарини, на великолепной площади под названием Арена; третий он выбрал в Сало, на восхитительном берегу озера Гарда: этот палаццо принадлежал некогда роду Сфорца Паллавичини.

Венецианские сенаторы (правительство Венецианской республики) обрадовались, узнав о прибытии в ее владения столь знатного князя, и тотчас же предложили ему весьма крупную condotta (то есть значительную, ежегодно выплачиваемую сумму денег, которую он должен был употребить на то, чтобы набрать отряд в две или три тысячи человек и принять над ним командование). Князь ловко уклонился от этого предложения: он послал ответ сенаторам, что в силу природной и наследственной в его семье склонности он готов был бы всем сердцем служить светлейшей республике, но считает неудобным принимать на себя еще одно обязательство, так как уже состоит на службе у католического короля. Столь решительный ответ несколько охладил сенаторов. Сначала они собирались устроить князю, по прибытии его в Венецию, публичную, весьма торжественную встречу, но после его ответа решили, что он может приехать, как всякое другое частное лицо.

Извещенный обо всем этом, князь Орсини принял решение совсем не заезжать в Венецию. Находясь уже в окрестностях Падуи, он объехал эту очаровательную местность и со всей своей свитой направился в дом, приготовленный для него в Сало, на берегу озера Гарда. Там он провел все лето в приятных и разнообразных развлечениях.

Когда настало время переменить резиденцию, князь совершил несколько небольших путешествий, показавших ему, что он уже не может переносить усталость так, как переносил ее прежде; у него появились опасения по поводу своего здоровья. Тем не менее он подумывал о том, чтобы съездить на несколько дней в Венецию, но жена его, Виттория, отговорила его и убедила остаться в Сало.

Некоторые считали, что Виттория Аккорамбони заметила опасность, угрожавшую жизни князя, ее мужа, и убедила его остаться в Сало единственно с той целью, чтобы впоследствии увезти его из Италии в один из вольных городов Швейцарии; таким способом она могла бы, в случае смерти князя, обезопасить и себя и свое личное состояние.

Неизвестно, насколько основательно было это предположение, но только все произошло иначе, так как у князя 10 ноября случился в Сало новый приступ болезни и у него сразу же явилось предчувствие того, что его ожидало.

Ему стало жаль свою бедную жену; в полном расцвете молодости ей предстояло после его смерти остаться одной без доброго имени и без состояния, ненавидимой всеми государями Италии, не пользующейся особой любовью семьи Орсини и не имеющей никакой надежды на новый брак. Будучи человеком великодушным и благородным, он по собственному побуждению составил завещание, которым хотел обеспечить судьбу несчастной женщины. Он оставил ей в драгоценностях и наличных деньгах крупную сумму в сто тысяч пиастров[12], не считая лошадей, экипажей и прочего движимого имущества, которым он пользовался во время этого путешествия. Весь остаток своего состояния князь завещал Вирджинио Орсини, своему единственному сыну от первой жены, сестры Франциска I, великого герцога Тосканского (той, которую велел убить с согласия ее братьев за супружескую неверность).

Но сколь ненадежны все замыслы человека! Те самые распоряжения Паоло Орсини, с помощью которых он думал обеспечить спокойную жизнь своей злосчастной молодой жене, явились причиной ее несчастий и гибели.

12 ноября, подписав завещание, князь почувствовал себя несколько лучше. Утром 13-го ему пустили кровь, и врачи, возлагая надежды лишь на самую строгую диету, предписали не давать князю никакой пищи.

Но, как только они вышли из комнаты, князь потребовал, чтобы ему подали обед; никто не осмелился противоречить ему, и он ел и пил, как обычно. Едва успел он закончить обед, как потерял сознание и за два часа до захода солнца скончался.

После этой внезапной смерти Виттория Аккорамбони в сопровождении своего брата Марчелло и всего двора покойного князя отправилась в Падую и поселилась в палаццо Фоскарини, находившемся близ Арены, — в том самом, который был нанят князем Орсини.

Вскоре к ней приехал ее брат Фламинио, пользовавшийся большим расположением кардинала Фарнезе. Тогда она начала предпринимать шаги, необходимые, чтобы добиться выплаты сумм, завещанных ей мужем и достигавших шестидесяти тысяч пиастров, которые должны были быть выплачены ей наличными деньгами в двухгодичный срок. Кроме того, она должна была вступить во владение своим приданым, движимым имуществом и всеми своими драгоценностями. Князь Орсини распорядился в своем завещании, чтобы в Риме или в любом другом городе, по выбору герцогини, ей был куплен палаццо стоимостью в десять тысяч пиастров и виноградник (загородный дом) стоимостью в шесть тысяч. Он указал также, что ее стол и прислуга должны соответствовать ее положению. В ее распоряжении должны были находиться сорок слуг и такое же количество лошадей.

Синьора Виттория возлагала большие надежды на покровительство властителей Феррары, Флоренции и Урбино, а также на попечение кардиналов Фарнезе и Медичи, которых покойный князь назначил своими душеприказчиками. Надо заметить, что завещание было составлено в Падуе и передано на рассмотрение достопочтенных господ Париццоло и Менокьо, лучших профессоров Падуанского университета, ныне знаменитых правоведов.

Князь Лодовико Орсини прибыл в Падую, чтобы исполнить свои обязанности по отношению к покойному герцогу и его вдове и вернуться затем на остров Корфу, губернатором которого его назначило правительство Венецианской республики.

Первое недоразумение между синьорой Витторией и князем Лодовико возникло по поводу лошадей покойного герцога, которые, по мнению князя, не могли считаться движимым имуществом в обычном смысле этого слова; однако герцогиня доказала, что их следует рассматривать именно как движимое имущество, и было решено, что она будет продолжать пользоваться ими впредь до окончательного решения; своим поручителем она выставила синьора Соарди из Бергамо, кондотьера Венецианской республики, очень богатого дворянина, одного из лучших граждан своей родины.

Второе столкновение произошло из-за серебряной посуды, в качестве залога отданной покойным герцогом князю Лодовико, который в свое время ссудил ему некоторую сумму денег. Все было решено законным путем, ибо светлейший герцог Феррарский постарался в точности выполнить завещание покойного князя Орсини.

вернуться

12

Около 2 000 000 франков в 1837 году. (Прим. автора.)