— Витька-а! Коробков! — доносится снизу.
У самой воды на узкой полоске мокрого песка стоит Славка и машет рукой:
— Иди сюда-а!
— Сейча-а-с! — откликается Витя и начинает спускаться с обрыва. Но Славке не терпится. Он срывается с места и стремительно взбирается на кручу. Камни летят из-под его босых ног, но он ловко цепляется руками за кустики травы и скоро уже стоит рядом с приятелем.
— Ну, что? — тяжело дыша, спрашивает он. — Видел их?
— Видел. За Митридатом в балке лежат. Как бы они к нашему складу не подобрались.
— Бежим. Я тут давно. Во все глаза смотрел — здесь не проходили.
— Погоди, Славка. Слушай план, — Витя заговорщически наклоняется к Славке. — Они нас ждут отсюда, с моря, а мы через кладбище ударим, с другой стороны. Там лес, виноградники, подползем — и не заметят!
Славка долго не раздумывает:
— Бежим, — возбужденно шепчет он и уже на ходу кричит: — Там сабли достанем, и пистолеты там спрятаны!
Старое кладбище — самое таинственное место в городе. Здесь стоит неподвижная прохладная тишина. Много зелени, много памятников.
Ребята, озираясь, входят в литые чугунные ворота, крадучись пробираются тропками мимо каменных могильных плит.
— Стоп! — дергает друга за руку Славка. — Тут оружие. — Он шарит в кустах, достает две кривые деревянные сабли, — Держи!
Пока Славка разыскивает «пистолеты», Витя всматривается в надгробный камень. На нем высечена надпись:
«Здесь похоронена Пономарева Дуся, боец Феодосийского партизанского отряда, зверски убитая белобандитами у деревни. Дальние Камыши в 1919 году».
— Славка, смотри: это могила Дуси Пономаревой. Ее казаки убили.
— Ого! — приглушенно восклицает Славка. — Я еще не то знаю!
— А что?
— А вот идем.
Они, пригибаясь, двигаются вдоль стены из ракушечника.
— Здесь, — останавливается Славка.
В стену вделана бронзовая плитка. На ней выгравировано:
«В 1919 году у стены кладбища белыми были расстреляны захваченные ими большевики, красноармейцы и партизаны».
— Я бы удрал, — сверкнул зелеными глазами Славка. — Через стену, по-за могилами, да и в горы!
— Не хвастай, Славка! — оборвал его Витя. — Удрал… Руки-то у них, наверно, связаны были.
Они долго стоят, всматриваясь в полустертые буквы на врезанной в ракушечник пластинке, позабыв, зачем пришли на кладбище.
— А я, кажется, одного из них знаю, — говорит вдруг Славка.
— Что? — не понял Витя.
— Знаю, говорю, одного из них.
— Они же умерли, что ты!
— Ну, эти умерли, а я про другого говорю. Тоже комиссар. В гражданскую тут, в Крыму, воевал. Мне про него тетка рассказывала. Да он и сам к нам заходил.
— Да ну?
— Право слово.
— Дай честное пионерское!
— Честное пионерское! Говорят, — продолжает Славка, — у комиссаров этих беляки все допытывались, чтоб они военную тайну выдали. А они молчали и ничего не выдали. Их каленым железом пытали. А они все равно не выдали… Я бы тоже не выдал, — добавил он неожиданно.
— И я, — сказал Витя.
— У них клятва, наверно, была тайну хранить; потому они так твердо стояли, — решил Славка. — Без клятвы трудно, когда пытают.
Ребята снова несколько мгновений молчат, задумавшись. Тишина, безлюдье, ощущение, что они близко соприкоснулись с трудным, но славным прошлым своего города, своей страны, — все это глубоко взволновало их. Витя порывисто повернулся к другу:
— Славка, давай и мы!
— Чего?
— Поклянемся никогда не трусить, всегда дружить и выручать товарища из беды. И не сдаваться врагу никогда, ни за что — как эти большевики и комиссары. Клянешься?
— Клянусь, — тихо и торжественно произнес Славка, и в груди у него похолодело.
— Давай руку, — так же тихо и строго оказал Витя. Мальчики взялись за руки и подняли их вверх. Так стояли они с минуту, вытянувшись, устремив глаза на тускло поблескивающую табличку.
…Выскочив на вершину горы, Витя и Славка тотчас увидели «противника». Их одноклассник Аркашка Мирханов лежал в неглубоком рву с пулеметом, сделанным из трещотки. Рядом двоюродный братишка Вити — Шурик Воробьев храбро размахивал деревянной саблей.
— Ложись, — прошептал Витя. — Они не видят. Ползем по-пластунски!
Ползли долго, царапая лицо, руки, босые ноги. Когда до «противника» оставалось шагов двадцать, вскочили и с криком «ура» кинулись в ров.
— Сдавайтесь! Клади оружие!
В один миг отобрали пулемет у растерявшегося Аркашки. Шурик отдал саблю сам.