«Что же я делаю? — Прихлынула вновь невыразимая тоска. — Куда нас неудержимо несет?..»
Вашвари, впавший в мгновенное оцепенение, сначала не поверил своим ушам. Чтоб такое позволил себе «отец венгерской свободы»?
— Подобные угрозы не есть свидетельство силы, — с трудом произнес Вашвари, и губы его исказила горькая гримаса. — Скорее напротив — слабости… Мне искренне жаль вас, Кошут, впрочем, я передам ваш ответ.
«Это не ответ, постойте!» — взмыл из глубин умоляющий голос, но Кошут только молча кивнул. Слово сказано, и его не вернешь…
«До чего докатился!» — подумал Вашвари и выжидательно перевел взгляд на Баттяни. Пусть и этот выскажется.
— М-м, любезный господин э… Вашвари, — смущенно пожевал губами Баттяни. — Все мы одинаково заинтересованы в процветании отечества… Лично я счастлив проинформировать делегацию славного Пешта о том, что на последнем заседании нижней палаты были приняты законы об освобождении крестьян с выкупом земли и об ответственном министерстве. Правда, — он поспешил с оговоркой, — законы еще подлежат утверждению в верхней палате, но прогресс, как вы изволите видеть, налицо.
— Мне также приятно сообщить, — присоединился, заставив себя успокоиться, Кошут, — что большая часть требований Пешта уже фигурирует в программе Государственного собрания. Наши разногласия носят скорее эмоциональный, нежели деловой, характер, и я сожалею, что отклонился от существа. Как и мои коллеги, я считаю, что население Буды и Пешта играет исключительно важную роль, но было бы неверно считать его единственным распорядителем судеб нашей, господа, родины. Нация достаточно сильна, чтобы защитить себя от чрезмерных притязаний, — он бегло глянул на «мартовцев» в зале, — откуда бы они ни исходили.
Вашвари вызывающе усмехнулся.
Сечени, в центральном кресле, важно кивнул.
— Прошу также довести до сведения граждан, — счел необходимым добавить Баттяни, — что вместе с барщиной отныне и на вечные времена упраздняются помещичья девятина и церковная десятина. Вот так, господин Вашвари. Полагаю, что у всех нас есть основания испытывать законную гордость и удовлетворение.
— Что думает сейм о назначении хорватским наместником, с титулом бана, генерал-лейтенанта Елачича, известного мадьярофоба?
— Обещаю вам, что этот вопрос со всей серьезностью будет поставлен перед императором.
— А как быть с посылкой наших солдат в Италию? Вместо того, чтобы охранять завоевания революции, их посылают расстреливать чужую свободу. Не кажется ли это вам несколько странным, сиятельные господа?
— Вы преувеличиваете, — поморщился Сечени.
— Мы обсудим и этот вопрос, — заверил Кошут.
— Несомненно, — заключил Баттяни, которого прочили в премьеры.
40
Опустело Ракошское поле, где под отмершими корнями ржавеют в окаменевшем песчанике доспехи и косы. Только колышки шатров и праздничный хлам оставила безобидная весенняя ярмарка. Тень крестьянского восстания тысяча пятьсот четырнадцатого года, когда на Ракошской кочковатой равнине собралась добрая сотня тысяч холопов, нарисовало пугливое воображение. Вместе с туманом, сгустившимся после дождя, она испарилась на солнце.
Едва прошел первый испуг, Наместнический совет начал собирать подробную информацию о действительном положении в стране. На сей раз специалисты по венгерским делам как в Буде и Пожони, так и в самой Вене постарались отсеять вздорные слухи вроде тех, что так напугали немецкую комендатуру.
— Пушек Будайской крепости, ваше величество, — доложил императору Иштван Сечени, прибывший в Хофбург как глава парламентской депутации, — да двух эскадронов кавалерии было бы вполне достаточно, чтоб в корне подавить беспорядки. К сожалению, армия оказалась не на высоте возложенных на нее задач. Теперь же для обуздания молодчиков с красными лоскутами потребуются усиленные контингенты. Ежели господь бог не поможет, то якобинский террор покажется безобидной комедией по сравнению с кошмаром, ожидающим нас.
Венгерскому графу, чье обращение к возлюбленному королю не было санкционировано ни Баттяни, ни тем более Кошутом, и в голову не пришло, что он совершает измену.
В ответ на запрос его апостольского величества эрцгерцог палатин, которого вскользь укоряли за проявленное бездействие, направил подробный отчет о настроениях в Буде и Пеште, подкрепив им сделанные ранее выводы, оказавшиеся пророческими:
«Ваше величество!
Положение в Венгерском королевстве в настоящее время настолько тяжелое, что со дня на день следует ожидать самого опасного взрыва. В Пеште царит анархия… во многих местах взбунтовалось дворянство.
Кратко перечислю три способа действий, которые считаю единственно возможными для того, чтобы хоть как-то сохранить за собой Венгрию. Первый: отозвать все войска из страны и, оставив таким образом ее на погибель, не вмешиваться даже тогда, когда крестьяне будут жечь дворянские усадьбы. Второй способ: вступив на основе проекта закона в переговоры с графом Баттяни, спасать вместе с ним то, что еще можно спасти… При третьем способе действий следует направить в Пожонь человека с полномочиями, который, опираясь на мощную военную поддержку, распустит Государственное собрание, а затем войдет в Пешт и будет держать нацию в железном кулаке до тех пор, пока это окажется необходимым.
Первый способ мне противен: он аморален, да и не стоит подданных Вашего величества подвергать ужасам революции. Второй способ хорош и может быть успешным, хотя на первый взгляд и кажется, что он приведет к разрыву. И тем не менее это единственная гарантия удержать взбунтовавшуюся провинцию. А когда наступят лучшие времена, многое можно будет изменить… Остается еще и третий способ. Но здесь возникают четыре вопроса: а) хватит ли средств, чтобы послать в Венгрию крупный воинский корпус?.. б) достаточно ли войск вообще?.. в) есть ли человек, который возьмется за это дело?.. г) наконец, есть ли уверенность, что этот способ оправдает себя и что остальные провинции останутся мирными?
Откровенно говоря, считаю, что при нынешнем положении дел следовало бы прибегнуть ко второму способу действий.
Вена, 1848 года февраля 24 дня
Преданнейший слуга Вашего величества
эрцгерцог Стефан».
Коловрат, продолжавший следовать примитивно коварной методе прежнего канцлера, ухватился вначале за способ номер три, прозорливо подсунутый еще провинциалом Общества Иисуса отцом Бальдуром, и незамедлительно направил к Йосипу Елачичу, бану Хорватии, майора Эдёна Зичи, снабженного необходимыми полномочиями и денежными средствами.
Пештские события, однако, не позволяли смиренно дожидаться плодов затеянного эксперимента, побуждая к принятию срочных мер.
Взвесив все «за» и «против», Вена решила приступить параллельно и к разработке варианта за номером два, разумеется, в своей, точнее, меттерниховской интерпретации.
Результатом явился императорский рескрипт от двадцать девятого марта. Соглашаясь с образованием ответственного перед парламентом правительства Венгерского королевства, Фердинанд тем не менее счел возможным оное ответственное правительство подчинить канцелярии императорского двора. Военные и финансовые дела Венгрии, по убеждению императора, должны решаться все-таки в Вене, а не в диких степях Паннонии. Нетерпеливо развернув документ, снабженный сургучной печатью и подписями имперских министров, наместник с первых же слов понял, что это конец. Если учесть, что распоряжение финансами было поручено Кошуту, то занятая Веной позиция выглядела не только вызывающей, но и провокационной. В создавшейся обстановке никакое венгерское правительство — этого в Хофбурге не знать не могли — и дня не просуществует без Кошута. Разрывая отношения с лояльной оппозицией, династия открывала дорогу откровенной анархии, чтобы получить повод для применения военной силы, едва наступит подходящий момент.
Таким образом, и способ за номером один, но чудовищно извращенный, перевернутый с ног на голову, тоже принимался к возможному руководству.