Проезжая по мосту, бедняк решил броситься в реку, понимая, что все равно «будет ему погибель от брата и от попа». Но, бросившись, бедняк задавил насмерть старика, которого вез его сын-горожанин в баню мыться. Сын старца также отправился в суд с жалобой на бедняка.
Решив, что без «посула» с судьей дела иметь нельзя, бедняк положил за пазуху завернутый в платок камень и многозначительно показывал его судье при разбирательстве каждого иска.
Что же присудил Шемяка по всем трем искам? Думая, что бедняк «ему мзду посулил», судья решил следующее. Поскольку бедняк оторвал у лошади хвост, то ее не следует у него отбирать до тех пор, пока хвост не отрастет. Коли он задавил попова сына, надо отдать ему и попадью, чтобы он добыл с ней нового ребенка. Затем судья решил, что сын старика должен «сверзнуться» с моста на бедняка.
После суда богач предпочел отдать своему бедному брату 5 рублей, чем дожидаться, когда у лошади отрастет хвост. Поп не пожелал расстаться с попадьей и откупился 10 рублями. Дал бедняку мзду и третий истец. Слуге, которого прислал судья за «посулом», бедняк показал простой камень и сказал: если бы судья «не по мне стал судить, убил бы его тем камнем». Судья воздал хвалу Богу, что «по нем» судил, иначе этот камень полетел бы в его голову.
Повесть вводит нас в накаленную обстановку жизни России второй половины XVII в. Она обличала неправедное («по мзде») судопроизводство, но с благодушным юмором рисовала образ самого судьи — Шемяки, решавшего дела в пользу бедняка, а не в пользу богатея и попа. Очевидно, повесть сохранила какие-то далекие отзвуки благожелательного отношения к князю Дмитрию, распространенные в демократической среде.
Князь Дмитрий Юрьевич Шемяка обладал качествами незаурядного правителя. Беда его состояла в том, что он во многом обгонял свое время, которое никогда не прощает тем, кто пытается заглянуть в будущее. Продолжая дело Дмитрия Донского и своего отца, Дмитрий Юрьевич сделал все, что было в его силах, чтобы объединить русские земли и нанести решительный удар ордынским царям. Но и для того, и для другого время еще не приспело. Эти цели могли быть достигнуты лишь постепенно, а не вдруг, по мановению волшебной палочки. Время волевого правителя-самодержца также было еще впереди. Нужно было создать когорту верных сподвижников, которая бы обеспечила медленное движение к заветной цели, а Дмитрию Шемяке не терпелось. Он мог зажечь своим энтузиазмом на недолгий срок даже таких осторожных правителей, каким был Борис Александрович Тверской, таких честолюбцев, как Иван Андреевич Можайский. Но на этом дело кончалось.
Шемяка привык все делать сам, решать судьбы княжеств и земель самостоятельно. При нем не заметно каких-либо видных деятелей из среды боярства. Они предпочитали иметь дело с бесцветным Василием II, который давал простор их инициативе. Шемяка только после 1446 г. понял, что надежной опорой в борьбе с Василием II мог стать лишь Север с его особыми традициями, с его вольной промысловой жизнью, широкими связями с Новгородом и Западом. Но время было упущено, а доверие к Шемяке все уменьшалось. В его войсках не заметно уже вятчан, которые составляли ударную силу в полках его отца и старшего брата. Вятчане на своем опыте убедились, что галицкие князья только использовали их в своих корыстных целях, не платя по векселю ничего,
Постепенно все движение, возглавленное Дмитрием Шемякой, перерождалось в обыкновенный средневековый разбой. И те, кто когда-то с надеждой смотрел на князя Дмитрия, в ужасе отшатывались от его грабительских походов последних лет.
История ничего не прощает неудачникам. Поэтому она нарисовала портрет Шемяки с помощью его злейших врагов, исходя из результатов его деятельности последних лет, забыв, что опыт борьбы галицкого князя за единство Руси, против татарского ига позднее был широко использован именно теми, кто не жалел сил для очернения Шемяки.
Концы и начала
Гибель Дмитрия Шемяки не означала еще конца борьбы Василия II за победу единодержавия на Руси. Устранен был только последний реальный претендент на великокняжеский престол, но не сама возможность появления новых искателей великого княжения из числа князей «гнезда Калиты». Ведь даже сын Дмитрия Шемяки находился еще в Новгороде. А можайский князь Иван Андреевич давно вынашивал честолюбивые планы овладеть великокняжеским престолом с помощью Литвы. Не было еще завершено объединение земель вокруг Москвы. Поэтому последние годы правления Василия II были заполнены стремлением привести к покорности тех княжат, которые, по его мысли, могли представить для него опасность.