Александр Тюрин. Витязь
1. Вместо пролога
Обычно я мотался за солярой для дизель-генератора в Новолисино, для этого у меня десятилитровые канистры и гордая автомашина, именуемая «буханкой». Дело на полчаса. Но сегодня пришлось прокатиться до Ульяновки, чтобы ещё затариться парафином, глицерином, гипсом и пленкой. Собственно, сама работа на раскопках прекращена, идет консервация на зиму. Половина группы по-быстрому собрала свои манатки и отчалила в сияющий мир ватерклозета, твердого потолка над головой и горячей воды из крана. Как раз на днях резко свернулась золотая осень – как продавщица, вывесившая табличку «закрыто на переучет». Теперь пузатые тучи, втянув воду над Балтикой, опорожняются, где их стискивает холодный фронт, над Ленобластью, точнее, мне за шиворот.
Я в Ульяновке, если честно, задержался больше обычного. Как-то не хотелось по-быстрому возвращаться на наше насквозь промокшее стойбище. Сходил в местный фастфуд, потом еще раз. Пока я там загружал блины в свой внутренний мир, ко мне подкатил какой-то тип с проницательными глазами, словно предназначенными для поиска пустой стеклотары, и бросил на стол рекламку: «Волхв Вильгельд кладёт требу богам». Дата указана сегодняшняя, адресок указан расплывчато: «около Новолисино». На рекламных фотках простоволосые девы, ближе годам к шестидесяти, толпятся вокруг изваяния фаллического, извините, вида, напоминающего лингам Шивы. В роли волхва – некто с бутафорной бородой и такими же седыми космами. Кого-то он мне напоминает, и не только Деда Мороза. «Тебя там особенно ждут», – осклабился типчик.
Я сперва возразил: «Меня ваши фаллические символы не волнуют. Ваш контингент – девушки предпенсионного возраста. Им, по счастью, уже не угрожает забеременеть от альтернативно одаренных.» Но потом осенило. Волхв – не тот ли самый, который мне недавно имейл прислал? Вдруг расчехлился в реале? Я бы с ним повидался. «Эй, погоди, любезный. А поточнее адресок нельзя ли сообщить?» Но типчик успел раствориться в мокром смутном воздухе, прихватив бутылку пива с моего стола, с помощью которой я ещё собирался поправить настроение…
Чёрт хвостатый дёрнул меня двинуться на раскопки в Ленобласть, а не в Крым, к скифам и грекам на побывку. Думал, ягод насобираю и грибов насушу, да и вообще интересно. Тысячу сто лет назад, а может и пораньше, один отважный полупират, полукупец, сложил здесь голову. И сегодня этого, понимаешь, витязя со всеми его причиндалами раскапывают археологи. Я при них – волонтером; человек «принеси, подай, унеси».
Дальше начинаются разночтения. Андреич, то есть профессор Воздвиженский из питерского универа, а с ним длиннобородый Кораблев из МГУ и Келлерманн из Геттингена, считают, что наш витязь прибыл из земель балтийских славян: области бодричей-ререгов или с острова Руяна, который нынче Рюген. Доцент Красоткин, тоже, кстати, из СПбГУ, пан Хочубей-Ословский, который из трех университетов сразу, и, конечно, херр Роланд «Много Жру и Пью на Халяву» Преториус из Уппсалы – эти стоят на том, что откапываем норманна, натурального шведа в собственном соку.
Я от их гомона давно устал. Мне-то надо видео- и фотосъемку делать, таскать геодезические приборы, топографический план раскопов изображать с помощью ГИС-системы. Копать штыковой и махать совковой лопатой – тоже моя «забава»; затем уже приходят тонкие люди с пинцетами и кисточками. И дизель-генератор на мне, и сейчас вся морока с консервацией, особо много возни с пропиткой древесных находок полиэтиленгликолем.
Хотя, конечно, вижу, что Воздвиженский с Кораблевым правы. Один найденный молоточек Тора – не повод, чтобы остальные находки послать лесом и того парня в норманны записать. Это всё равно, что через тысячу лет по окаменевшему суши, застрявшему в зубах того же Красоткина, определить нас в японцы. Скорее всего, откапываемый витязь приобрел эту безделушку в Бирке – формально скандинавской, где толклись купцы со всей Балтики, а шведские аборигены заманивали заморских гостей к своим прилавкам бодрым криком: «Налетай, подешевело». Если она вообще не «контрафактная», смастеренная лютичами с южного берега Балтики – такие находили при раскопках славянских поселений на реке Пене, что в нынешнем Мекленбурге. Воздвиженский говорит, что с мореплаванием у тогдашних шведов-свеев было туго, даже на их собственной территории-акватории ни одного завалящего драккара не найдено. Получается, что пока свеи ждали у моря погоды, к ним регулярно наведывались славяне с южного берега Балтийского моря. О том, что те были знатными мореходами, можно у Саксона Грамматика прочитать и у Гельмольда с Адамом Бременским, хотя, как говорится, этих хронистов трудно заподозрить в симпатиях к славянству. Кстати, секирок Перуна в захоронении аж три; керамика, фибулы, ножи и пряслица, которые тогда и как монеты использовались – все славянские. А остатки ладьи с заклепками, найденные в захоронении – один к одному то, что находили на южнобалтийском Рюгене, то бишь Руяне.