Царь седьмой, и с нравом рьяным, был отец мой, СариданомЗвался он. Пред вражьим станом не был, гибельный, вторым.Кто имел бы дерзновенье, явно ль, тайно ль, оскорбленьеНанести тому, чье зренье, как копье, пронзит и дым.
Не любя уединенья, он любил охоту, пенье,Принимал судьбы решенье, не заботясь ни о чем.Но с грозой идут темноты, и к нему пришли заботы.Вопросил себя он: «Кто ты?» И сказал: «Беру мечом».
В крае все храню я части от врагов и от напасти.Недруг прогнан. Тверд во власти я царю, и блеск мне дан.Так пойду же к Фарсадану, пред властительным предстану.Перед ним склонясь, я встану, новым светом осиян».
Принимает он решенье. Фарсадану извещеньеШлет: «Всей Индией правленье надлежит царю, тебе.Сердцем всем и всей душою, ныне я перед тобоюГоворю: твоим слугою буду в славе и в борьбе».
Фарсадан, услыша это, полон радости привета.Слово шлет ему ответа: «Бога я благодарю.Царь ты Индии венчанный, как и я. Когда нежданныйДар мне шлешь, ты мне желанный. Молвлю брату и царю».
Царством чтит его, как даром. Назначает амирбаром,Также амирспасаларом, — полководец главный то.Правя властью полноправной, царь он не самодержавный,С главным в этом лишь не равный, а в другом над ним никто.
Моего отца с собою равным царь считал. ПороюМолвил: «Горд моей судьбою: где такой есть амирбар!».То в охоте беспокойной, то в войне и битве знойной,Все вдвоем четою стройной. Знак был в нем особых чар.
Я — не он. Хоть благородство есть во мне мое. Но сходстваНет меж двух. И превосходство было в нем свое всегда.Был бездетен царь с царицей, хоть лучистой, грустнолицей.Оттого своей сторицей за бедой пришла беда.
Горе! В час, огнем богатый, гроз готовятся раскаты.Амирбару в день проклятый был дарован я как сын.Царь сказал: «Того же рода он, что я, — одна природа.Пусть он, — в этом мне угода, — возрастет как властелин».
Царь меня с царицей взяли, как свое дитя. ПечалиЯ не знал. Меня качали, пели ласковый напев.Люди мудрые учили, возвращали в царской силе.И как солнце был я или как встряхнувший гриву лев.
Я к Асмат сейчас взываю. Если ложно, что вещаю,Ты скажи. Я утверждаю, что когда пяти был лет,Нежной розой я светился, льва убить не тяготился,Фарсадан уж не мрачился, что родного сына нет.
Бледен. Крови в лике мало. Но Асмат рассвет мой знала,Знает, как заря блистала, расцвечая юный день.Хороша краса младая. Говорили: «Он из рая».А теперь я что? Немая мгла того, что было. Тень.
Пять годов — как свет зарницы. А у царской роженицы,Дочь родилась у царицы». Юный горестно вздохнул.Грустный взор блеснул слезою. Обомлел он, взят тоскою.Грудь Асмат ему водою освежила. Отдохнул.
Молвил: «Сила огневая, что горит во мне сжигая,И тогда была златая. Мой бессилеет языкВ похвалах. Пред Фарсаданом, торжествующим, румяным,Все цари — в усердьи рьяном. Многократный дар велик.
От царей дары богаты. Светлой радостью объяты,Принимают их солдаты. Гости — в празднестве живом.Царь с царицей, нас лелея, смотрят вдвое веселее.Имя той скажу, что, рдея, сердце мне сожгла огнем».
Имя вымолвить он тщится. Взор сверкнет, и взор затмится.Чувств лишится. Пот струится с побледневшего чела.В пытке, с этой пыткой схожей, Автандил тоскует тоже.Тот очнулся. Молвит: «Боже! Ныне смерть моя пришла.
Девы, лик чей светит ало, что семи годов блистала,Что луной и солнцем стала, имя — Нэстан-Дарэджан.С нежной, с ней терпеть разлуку, как такую вынесть муку?Защитишь алмазом руку, — сердцу ж где алмаз тот дан?
Так в поре своей напевной возросла она царевной.Я возрос, чтоб в бой стозевный устремить горячий взгляд.Вновь к отцу попал я в руки. В мяч играл, был ловок в луке.Силен в воинской науке. Львов сражал я, как котят.
Царь воздвиг дворец. Как чара, в нем чертог из безоара,Из рубинового жара, гиацинтов вырезных.Для нее. А перед домом — садик малый с водоемом.Розы в зеркале знакомом длили пламень грез своих.
Днем и ночью, пряном зное, из кадильниц в том покоеДымы синие алоэ, желтых пламеней игра.То в саду она, где тени, то на башне, в сладкой лени.В этой светлой мигов смене няня — царская сестра.
Овдовевшая в Каджэти, с ней Давар. Не жестки сети.Дева в ласковом привете научается уму.В том чертоге озаренном, от других отъединенном,Дева в мире благовонном провожает день во тьму.
За завесой, как из дыма золотистого, хранима,За парчой она незримо возросла, кристалл-рубин.С ней Асмат и две рабыни. Вместе игры без гордыни.Расцвела, как цвет в пустыне и как дерево долин.