«Царь Фридон!» — кричат солдаты. Мне: «Ты царь царей богатый!»Все покорностью объяты. Вышний им владыка я.В мрачном духе пребывал я. Роз румяных не срывал я. Еще сказ им не сказал я. Повесть трудная моя.
17. Сказ о том, как Фридон сообщает Тариэлю вести о Нэстан-Дарэджан
По пространствам я зеленым раз охотился с Фридоном.Мы цеплялись горным склоном. Мысом к морю шел тот срыв.Мне сказал Фридон: «Охота — до крутого поворота.Раз пришла. Я видел что-то. Вид который был красив.
Я спросил. Фридон ответил: «Помню, день был очень светел. В море что-то я заметил. Утка ль там в морской волне. Сокол что-то, вьется смелый. Я следил за точкой белой. Шел мечтою в те пределы. Сам сидел я на коне.
Проезжаю так утесом. Сам дивуюсь я вопросом: «Что так быстро под откосом по волне спешит морской?» Я смотрел и я дивился. Смысл явленья не открылся. Я понять напрасно тщился. Прыти я не знал такой.
«Зверь иль птица? Что такое поле меряет морское!» Паруса трепещут в зное. Рулевой ладью стремит. Я смотрю. Там в паланкине — словно месяц на картине. На девятом небе ныне быть бы должен этот вид.
Дева, светов всех светлее. Что же дальше? Жду, немея. Два раба, смолы чернее, на песке уж с девой той. Длинны волосы густые. С чем сравню красы такие? Блески молний сны пустые перед этой красотой.
В сердце дрогнуло томленье. Полюбил я то явленье, Эту розу вне сравненья, что как будто сорвана. Мыслю: «В скок пущу лихого моего я вороного. Прежде чем достигнет слово, там я буду, где она».
С сердцем я своим не спорил. Вороного вмиг пришпорил.В тростниках был шум. И вторил к валу вал. Простыл их след.Все прибрежье озирая, вижу, гаснет там златая,Путь свой к дали продолжая. Я горю. И где мой свет?
Вот какой был сказ Фридона. В сердце, там, где все спалено, Новый вспыхнул пламень стона. Вниз я бросился с коня. С прахом скорби я сравнился. Кровью щек я обагрился. Смерть мне! Свет мой здесь светился, и горел — не для меня!
В сердце друга удивленье. Странно это поведенье.Все ж в нем сильно сожаленье. Слезы капают из глаз.Блещут очи жемчугами. И, как сын отца, словамиЛаски — светит мне лучами, чтоб смягчить мне трудный час.
Восклицает он, вздыхая: «Что сказал я, огорчая Так тебя? О, доля злая! В этом был безумен я». «Брось! Беда в том небольшая, — я сказал, — Луна златая, Мой огонь. И, в нем сгорая, вот, скажу, в чем боль моя».
Все Фридону говорю я. Отвечает он, горюя: «Стыд свой в разум не возьму я. Что такое я сказал? Царь Индийский ты всесильный. Что ж ты путь избрал столь пыльный? Трон тебе — дворец обильный, твой блестящий каждый зал».
Говорит: «Коль волей бога кипарис ты, пусть тревога Ранит сердце, пусть в нем строго повернется лезвие, — Сам о нас он порадеет, громы с неба он отвеет, В горе счастье возлелеет, отведет свое копье».
Мы пошли домой в печали. Во дворце мы восседали. Я сказал: «Из дальней дали я пришел к тебе сюда. Ты один моя подмога. Нет таких других у бога. Не страшна с тобой дорога. Ты мне светишь как звезда.
Ты горишь как свет жемчужный. В час тебя я самый нужныйПовстречал. Мы стали дружны. Дай теперь мне свой совет. Что теперь мне сделать надо, чтобы ей и мне отрада Засветилась светом взгляда? Ждать во мне уж силы нет».
Он сказал: «К тебе участье выражать — мне только счастье. Ты мне свет среди ненастья. Царь Индийский, ты велик. Долей счастлив я такою. Не сменю ее с иною. Вот, стою перед тобою, раб и вечный твой должник.
Этот город путь-дорога кораблям. Их видим много. Здесь им отдых и подмога. С ними много и вестей. Даст их множество морское что-нибудь тебе такое, Чтоб бальзам пролился в зное, как конец тоски твоей.
Моряков, бывалых в море, мы пошлем искать в просторе. Мы развеять сможем горе, и узнаем, где луна. А пока, скрепи терпенье. Не на вовсе же мученья. Будет им и завершенье. Радость будет суждена».
Вот и люди перед нами, что направят бег морями. «Вы плывите с кораблями там, где свет, и там, где темь. Вы исполните хотенье сердца, где любви горенье. Тысячу приняв лишенья, а не восемь или семь».
Он велел: «Ищите честно. Где есть пристань, повсеместно. Может, что-нибудь известно где-нибудь», — сказал Фридон. Ждать мне было утешенье. Тяжким пыткам облегченье. Знал я даже наслажденье. Ныне этим пристыжен.
Трон велел он мне поставить, чтоб меня сильней прославить.Говорил: «К чему лукавить? Не видал, кто ты такой. Царь Индийский, чем возможно угодить тебе неложно? Кто не хочет бестревожно быть во всем твоим слугой?»