Визирь встал. Вошел смущенный во дворец он позлащенный. Видит — царь там, облаченный, весь как солнце перед ним. Он испуган, он робеет, вести той сказать не смеет. О войне не разумеет, что решить умом своим.
Видя это онеменье, царь явил недоуменье.«Что случилось? В чем сомненье? В чем есть грусть души твоей?»Молвит тот: «Царя благого огорчу. Убьешь сурово,Но и право, слыша слово удивительных вестей.
Так скорблю я поневоле, что ни менее, ни боле Изменить не в силах доли. Я посол, но устрашен. Автандил, прося прощенья, слово шлет к тебе моленья. Отпусти. Туда стремленье, где тот витязь, — молит он».
Робко, полон опасенья, все сказал он изъясненья,Как весь мир ему мученья, как стрелою ранен лев.«Я бессилен, не скажу я, как он бьется там, тоскуя.Все ж ты прав, коль, негодуя, на меня низвергнешь гнев».
Царь, услыша слово это, глянул, лик лишился цвета, Мысль безумием одета. Кто б увидел, знал бы страх. Вскликнул: «Верно без ума ты. А не то мне никогда ты Не сказал бы так. Отплаты верно ждешь? Ты будешь прах.
О, предатель вероломный! Точно радость вести скромной,Рассказал. Изменой темной остается лишь добить. Сумасшедший! Для лихого смел ко мне явиться слова. Это — визирь. Мне такого нужно ль? Здесь тебе не быть!
В чем досада, в чем кручина, не должны ль от властелина Утаить? А тут лавина глупых слов, — им слух готовь. Уж оглох бы я скорее, чем тут слышать лиходея. Грех моя отбросит шея, коль твою пролью я кровь».
И еще сказал: «Когда бы, раб неверный, раб ты слабый, Был не послан им, с плеча бы — голова. И разум наш Не узнал бы скорби нудной. Ишь, безумный, безрассудный, Прочь, сказитель сказки трудной. Сделал дело — и шабаш».
Он нагнулся, стул хватает. В стену, — стену раздробляет.В цель свою не попадает. Но алмазом стал ивняк.«Как ты мог, хоть бы в намеке, боль мою ускорить в сроке?»Визирь плачет, белы щеки, в помутневшем взоре мрак.
Видя этот гнев ужасный, визирь прочь бежит, злосчастный. Больше речи нет напрасной. Как лиса, он выполз вон. В самом сердце больно ранен. Сколь успех непостоянен. Как придворный, был желанен — и самим собой сражен.
Размышляет он: «О, боже! Есть ли больше скорбь? И что жеДумал я, его тревожа? Чем так был я затемнен?Кто б он ни был, кто не дело властелину молвит смело,Пусть достигнет он предела. Скорбь, как я, да знает он».
Как вошел, глаза сияли. Вышел визирь уж в опале. Автандилу он в печали говорит, душой скорбя: «Вот спасибо. Я придворный — светлый был, а ныне черный. Людям лик явлю зазорный, сам утративший себя».
Просит подкуп. Хоть тревожит душу скорбь, он шутки множит.Как еще шутить он может? Или шутит как в бреду? Говорит: «Кто договора не исполнит, с тем и ссора, Путь крутого разговора. Подкуп нужен и в аду».
Молвит: «Как я был привечен? Как царем я был отмечен? Человек недолговечен. Мог уж быть я не живым. Как глупец пред ним предстал я. Честь и разум потерял я. Как еще живой бежал я? Верно был господь над ним.
Я ведь тут не в заблужденье. Знал, что делал, без сомненья.Предумышленность стремленья. Гнев его предвидел я. В том печаль моя двойная. Но страдаю за тебя я. Значит, жертва не пустая, хоть бы смерть пришла моя».
Отвечает витязь смело: «До его уйду предела.Если роза облетела, умирает соловей.Улетает за живою он водою ключевою.Коль не смочен он росою, жаждой он сожжен своей.
Без него здесь не живу я. Сесть ли, лечь ли, не могу я. Если так томлюсь, тоскуя, как же хочет Ростэван, Чтоб блистал я пред войсками и сражался я с врагами? Кто с угрюмыми мечтами, свет ли помощи в нем дан?
Я сказал царю однажды. Я скажу ему и дважды. Пусть он видит пламя жажды, сердце сушащей мое. Коль не даст мне разрешенье, я тайком исчезновенье Совершу без позволенья. Смерть грозит? Давай ее».
После речи беспокойной визирь пир затеял стройный,Их обоих пир достойный. Рассыпает он дары.Юных, старых награждает. Пир веселием блистает. Витязь-солнце отбывает. Час ночной пришел поры.
Автандил царю посланье шлет: «Какое мне деянье Совершить для оказанья благодарности царю? Раб я твой, пока живу я. За тебя с мечом умру я. Ревность веса сохраню я. За любовь — любовь дарю».
Несравненный даже в этом. Верный мужества заветам. Как воспеть его? Он светом весь овеян, как хвалой. И к нему пришло смятенье. Если встало затрудненье, В ком есть помощь и спасенье? Брат поможет и родной.
20. Слово Автандила к Шермадину при тайном отбытии его