Жемчуг ценный, прямо чудо, с самоцветами, на блюдо Он кладет, идет отсюда. До него веду я речь: «Ко двору твоя дорога. Встретишь пьяных, там их много. Смерть мне! Клятву помнишь строго?». Молвил: «Так, как рубит меч».
За столом царя застал он. Дружен с ним, и пировал он.«Благодетель, — восклицал он. — Дар прими, ты свет сердец».Тот его с собой сажает: вид даров восторг внушает. Глянь теперь, какой бывает во хмелю своем купец.
Пред Усеном царь был пьяным. И стакан там за стаканомВлив в себя в усердьи рьяном, он и клятвы влил во мглу.А уж ежели кто пьяный, что там Мекки и кораны. Не уважат розу в раны и нейдут рога к ослу.
Как напился он не в шутку и сказал: «Прощай» рассудку.Царь промолвил прибаутку: «Ты откуда дар такой К нам несешь? Как исполины — жемчуг твой, твои рубины.Нищи тут и властелины, поклянуся головой».
Воздает Усен почтенье: «Царь, ты наше озаренье.Живы лишь тобой творенья. Подкрепитель наших сил.Что тебе не поднесу я, клады, золото даруя, Все тебе лишь возвращу я, — от тебя же получил.
Да скажу, из дерзновенья: кстати ль тут благодаренья?Вот невесту, восхищенье, дам я сыну твоему.Это будет дар богатый. Он достойнее отплаты.И не раз вздохнешь тогда ты. «Превратил ты солнце в тьму».
Что мне длить повествованье? Клятву, власть ее влиянья,Он нарушил и сиянье девы той вложил он в сказ. Царь явил благоволенье. Отдает он повеленье. Чтоб волшебное виденье до него пришло сейчас.
Я сижу спокойно дома. Что есть вздох, мне незнакомо.Вдруг, как звук нежданный грома, вождь рабов пришел царя.Шестьдесят, по положенью. Предаюсь я удивленью. Мыслю: «Все ж их появленью есть причина, то не зря».
«Фатьма, — молвят мне с приветом. — Солнце хочет, в миге этомВидеть ту, что ярким светом здесь двусолнечна. Ее Должен взять сейчас с собою». Свод небесный надо мноюРухнул. Бешенство волною в сердце ринулось мое.
«До сокровища какого вы пришли?» В ответ их слово: «Мы до лика золотого. Нам сказал о нем Усен». Я узнала, что им надо. Вижу, кончилась услада. Отнимают радость взгляда. Вся дрожу я, взята в плен.
Все в душе в свиваньи дыма. К той вхожу, что мной любима.Молвлю: «Я судьбой гонима. Я совсем истреблена.Небо в гневе надо мною. Предана я. За тобоюЦарь послал. Где свет мой скрою? Прямо в сердце сражена».
Говорит: «Сестра! Такая мне судьба, а не другая.Уже столько знала зла я, что чего ж дивиться тут?Так терзаюсь я сурово, и должна терзаться снова.Ничего не жду благого от течения минут».
Слезы льются. Где им мера? У нее погасла вера.Встала бодро — как пантера, иль боец, идущий в бой.Рада ль? Нет, она не рада. Нет и горя в силе взгляда.Ей прикрыться только надо — просит — белою фатой.
В сердце я моем тоскую. Вот иду я в кладовую. Там жемчужины, — любую вынь, и купишь целый град. Ей дарю. Все мыслю — мало. Словно пояс навязала На нее. А в сердце жало, в черном молнии горят.
Молвлю: «О, моя! Быть может, случай тот тебе поможет.В это горе пользу вложит». Солнцеравную рабам. Отдаю. Царю уж ведом миг прибытья. Гулы следом. Звук литавр как зов к победам. Но она безгласна там.
Любопытные, волною, восхищаются луною. Даже стражники толпою не владеют. Радость глаз,Кипарис тот тонкостенный царь, увидя в миг желанный,Вскликнул: «Лик ты осиянный! С неба как сошла сейчас?»
Так красы ее сверкали, солнцеликой той в вуали,Что смотревшие мигали. Соизволил царь изречь:«Видел, — с нею слеп я ныне. Бог велел ей быть в картине.Прав безумец, коль в пустыне бродит, алчет с нею встреч».
Он ее с собой сажает. Речью сладкой утешает.«Кто ты? Что ты? — вопрошает. — Из какого рода ты?»Но сиянье солнцесвета не дает ему ответа.Нежный лик, но без привета. Скорбью взятые черты.
С головою наклоненной, не внимала умиленной Речи царской. К отдаленной дали сердцем унеслась.Сжаты, розы светят ало. Жемчугов не выявляла. «Где душа ее блуждала?» — всякий думал в этот час.
Молвил царь: «Что думать надо? В чем теперь для нас отрада?» Тут возможны два лишь взгляда: иль она кого-нибудьЛюбит, — в помыслах с единым, в мыслях он лишь властелином. С тем любимым по долинам, в мысли, вместе держит путь.
Иль, молчанье сохраняя, здесь провидица немая, Скорбь ль, радость ли какая, ей не радость, не печаль.Счастье, горе — лишь зарница, вся и жизнь ей — небылица. Улетает голубица от всего, что близко, вдаль.
Бог великий, он рассудит. Сын мой юный да прибудет.Солнце здесь готовым будет для победного него. Может, выманит реченье. Нам в нем будем изъяснение.До тех пор луне затменье здесь без солнца своего».
Я скажу, чтоб смысл был ясный: тот царевич, он прекрасный. Юный, смелый, и в опасной битве мужество свое Явит точно. Той порою он задержан был войною.Мнил отец — его женою видеть звездную ее.