Видим зорко мы друг друга. Будет мне твоя услугаТочно витязю кольчуга, — и к тебе идет она.Ты ведь витязь несравненный. И, любя, ты любишь, пленный.Витязь тот — твой брат забвенный. Мысль искать его должна.
Ты любовь мою удвоишь. Скорбь мою ты успокоишь.Злого демона укроешь. И фиалками маня,Свеешь розы, расцветишься. И потом ты озаришься.Лев, ты к солнцу возвратишься, встречу, встретишь ты меня.
Так ищи же мне в угоду. Трижды год уйдет пусть к году.Но не канул же он в воду. Если ты найдешь его,Приходи, увенчан славой. Если ж нет, он дух лукавый.К розе нежной холод ржавый зла не свеет своего.
Мой расцвет не затемнится. О, клянусь, любовь продлится.Пусть хоть солнце воплотится, мужем став, — с ним сердце слив,Преисподняя пусть злая отсечет меня от рая,В сердце мне любовь, терзая, смертью внидет, нож вонзив».
Витязь молвил: «Лик денницы! Почему дрожат ресницы?Почему агат царицы в трепетаньи огневом?Заслужил ли подозренье? Смерти ждал, — и жить веленьеПолучил. В повиновеньи буду я твоим рабом».
Он сказал еще: «Златая! Ты заря, ты солнце рая.Бог всевышний, создавая, быть тебе здесь солнцем дал.Ты велишь, — идут планеты. Весь тобой я в блеск — одетый.Мой цветок, живые светы взяв в себя, пребудет ал».
Луч — к лучу, и к слову — слово. Вот они клянутся снова.Сердце нежное — медово, и любовь подтверждена.Все минувшие печали чем-то очень легким стали.Зубы белые блистали, как от молний — вышина.
О, какая им утеха — быть вдвоем, как с эхом эхо,Средь веселья, шуток, смеха, говорят о ста вещах.Молвит он: «Тебя, златая, можно знать — лишь ум теряя.Сердце вспыхнуло, сгорая, сердце — пепел, жгучий прах».
Но пришел конец усладам. Он прильнул к кристаллу взглядом.Побледнел, и слезы градом. Хоть ушел, да не ушел.Незнакомое с обманом, сердце он, в гореньи рьяном,Отдал сердцу. Так к румяным розам льнут касанья пчел.
Он сказал себе: «Златая! Вот уже разлучность злая.И рубин мой, увядая, стал желтее янтаря.Без тебя как быть в разлуке? Но стрела готова в луке.В честь любимой сладки муки. Смерть приму — тобой горя».
Он в постели, сны мятутся. Брызги слез обильно льются.Так листки осины бьются, как, скорбя, он трепетал.Странен уху шорох каждый. Дух его исполнен жажды.Стала пытка пыткой дважды, — сон о ней он увидал.
В том терзаньи отлученья — ревность, помыслы, мученья.Слез горячих истеченье — словно нитка жемчугов.Но тревожный сон напрасен. Брезжит день, — он снова ясен.На коне своем, прекрасен, едет, путь принять готов.
За дворецким в зал приемный посылает, и хоть скромный,Но в стремленьи неуемный, он царю реченье шлет:«Мысль мою, о, царь, не скрою: Ты царишь над всей землею.Весть о славе, взятой с бою, да ко всем кругом придет.
В путь пойду и не устану. Воевать с врагами стану.Если недруг, в сердце рану нанесу в честь Тинатин.Непокорный да смутится, а покорный веселится.Ток даров не прекратится. Да горит огнем рубин».
Изъявив благодаренье, царь ответил: «Лев! СтремленьеРук твоих — всегда в сраженье. Смелость молвит твой совет.В путь иди, в страну чужую, позволенье я дарую.Но, коль ты разлуку злую будешь длить, мне счастья нет».
Пред лицом царя представши и почтение воздавши,Витязь молвит: «Услыхавши звук похвал, я изумлен.Сколько счастья в этом звуке. Легче с ним — расстанья муки.Бог уменьшит час разлуки. Светлый лик твой — мне закон.
Мысль свидания лелею». Царь упал к нему на шею.С полной нежностью своею в нем он сына целовал.Нет таких, как эти двое. Бьется сердце в них благое.Засветило ретивое в Ростэване слез кристалл.
Вот уходит витязь смелый в чужеземные пределы.Двадцать дней уж день он белый с черной ночью слил в одно.В ней, златой, восторг вселенной, клад сокровищ сокровенный,С Тинатин он мыслью пленной, ею сердце зажжено.
Входит в горы, входит в долы. Чуть он где, там пир веселый.Речи вьются, точно пчелы. Все приносят щедрый дар.Солнцеликим, светловзорым, в переходе этом скором,Слух склоняя к разговорам, он не медлит в свете чар.
У него была твердыня. Замок горный на вершине.Три он дня там медлит ныне. Шермадин — как верный с ним.Вся душа его, вся сила, сердце все — для Автандила.Но ему безвестно было, тот горит огнем каким.
Витязь молвит Шермадину: «Стыдно мне, но стыд содвину.Я скрывал свою кручину. Но теперь откроюсь, верь.Были пытки, были грозы. Я ронял несчетно слезы.Но от той жестокой розы — луч отрады мне теперь.
К Тинатин моя истома. К ней любовь, о ней вся дрема.Без конца у водоема слезы к розе лил нарцисс.Боль открыть не мог доныне. Я томился как в пустыне.Но теперь конец кручине. Упованья мне зажглись.