Яга приговорила, что она — богатырка Синеглазка, и слово сделалось явью.
Направо мечом махнет — станет улочка, налево — переулочек. Как в сказке.
Волк тоже не сидел на попе ровно. Вернее, сидел-то он ровно, но подняв к небу морду, выл. От этого воя уши Василия прижимались к голове, в животе ёкало и лапы делались деревянными. Еще он успел заметить, что глаза у волка теперь не голубые, а желтые — два яростных огня. И что навстречу этим огням от реки и леса спешат п а рные такие же. И вой, сплетаясь и усиливаясь, вибрирует в воздухе, ломая волю Кощеева войска.
Мертвяки нервничали. Озирались, дергали головами. Дрожали в руках мечи. Кони вовсе сдались первыми. Гоготали, вставали дыбом. А когда волки пошли в атаку — половина их прянула в разные стороны, унося беспомощных всадников и топча своих.
И тут Василий увидел, как Кощей встает.
Льющаяся кровь высыхала, царапины покрывались свежей кожицей. И только нога оставалась кривой, а морда перекошенной. И глазом с бельмом он кого-то упорно искал. Хотя странно — ничего же не видно через бельмо!
Василий понял, кто нужен Кощею, и шерсть на загривке встала дыбом. Он яростно прыгнул. Повалил злодея и снова терзал зубами и когтями, не выпуская ни на минуту.
— Вася, будет! Хватит! Он мертвый уже.
И тут Кощей поднялся в третий раз.
Он стоял на коленях, рукой упираясь в землю, и сплевывая кровь, смотрел на Лушу поверх Василия. Он уже не пробовал ее очаровать. Только убить.
Баюн встал между ними.
Пламя Кощеева глаза, как пожар самоуправы, жгло Василия изнутри. Было очень страшно. Больно. И очень хотелось убежать.
— Игла!!! Игла…
Он уже не увидел, как Луша выхватывает иголку и ломает напополам.
…я пленен сладострастьем полета
На осколке взорвавшейся жизни!
Концерт закончился. Люди расходились и разъезжались, растворяясь в августовском вечере.
Василий успел вскочить на заднюю площадку отходящего троллейбуса и встал у окна, взявшись за поручень. Он глядел, как уплывает назад знакомый до последнего светофора город с его домами, липами и каштанами, телевышкой и густым потоком машин.
В салоне витал запах резины и летней пыли.
Задумавшись, Василий не сразу осознал, что видит. Но сердце дернулось, а руки вспотели. Он вытер их о рубашку и, стиснув поручень, уперся лбом в стекло.
Серый волк несся за троллейбусом, по-собачьи свесив язык. Уши и хвост сдувало встречным ветром. Транспорт шарахался и сигналил.
Василий стал, хватаясь за поручни и поминутно извиняясь за отдавленные ноги, проталкиваться к водителю. Застучал в кабину:
— Браток! Выпусти! Край надо!
С шипением раздвинулись двери. Синеглазый волк накинулся на Василия, стал ставить лапы на плечи и облизывать лицо.
— Ах ты зараза! — обнимал его Василий. — Ты от нее⁈ От нее?..
Волк шумно, жарко дышал.
Приглашающе вильнул хвостом и потрусил в путаницу городских переулков, пахнущих нагретой резиной, дизелем и травой.
Здесь не было высоток. Дома в два этажа, не больше. Музыка лилась из окон, на которых цвели герани. Шуршали сорняки. Смачно шмякались на асфальт яблоки с перевесившихся через заборы веток.
И волк все оглядывался на Василия — не отстает ли.
А когда уже почти стемнело, столб света от фары проехался по стенам домов и дорожному покрытию. Голубой мотоцикл с коляской лихо затормозил. И Василий поймал и обнял Лушу, прижимая к себе и утыкаясь подбородком в пушистое темя.
Эпилог
Свадьба — будет!
Никогда Василий не думал, что станет жениться. Толпы поклонниц представлял, а чтобы вот так, на всю жизнь, лишиться статуса холостяка? Променять рэп на детективные расследования?
Несчастным он себя однако не чувствовал. Наоборот, чувствовал счастливым. И дело не в том, что он теперь мог превращаться в баюна по своей воле. И не в том, что Севериныч, живой и здоровый, принял Василия на официальную должность в самоуправе, которую восстановили всем миром.
Просто Луша была с ним. И согласилась стать его женой.
С утра в конторе и вокруг дым стоял коромыслом. И дом, и двор украшали лентами, шариками и цветами. Севериныч только за голову хватался, глядя на все эти «безобразия». Учреждение солидное, официальное, самоуправа, а тут какие-то ленточки и цветы!
— И шарики, — подсказал волк. Он бегал и снимал предсвадебную суету налобной видеокамерой. Василий объяснил серому, что такое тик-ток и ютуб и сказал, что видео свадьбы там выложит. На тик-ток что-нибудь короткое и бодрое, на ютуб — все остальное. А волк, как самый свободный, взял на себя должность оператора.
Русалки прибежали с реки, чтобы поучаствовать в украшении всего и вся, потому что у них тонкий художественный вкус. Так объявила Мавка (та, что помогала спасать ребенка от водяной кобылицы), и с нею не спорили.
А Луша мрачно вышагивала по горнице вдоль гардероба. Подружки убеждали ее, что невеста должна быть самой красивой и в удивительном платье. Кстати, платье, расшитое золотыми птицами и цветами, лично привезла Василиса. Теперь, когда Кощея не было, Премудрая могла свободно уезжать из замка, наказав мышам не сметь трогать книжные шкафы.
И туфельки она привезла, и украшения. Писку девичьего было, когда они все это увидели!
А Луша уперлась. Мол, что это за глупости старорежимные: на дежу сажать и косы резать? Песни печальные петь и слезы лить? И вообще она в шлейфе этом запутается!
Потому невеста решительно разогнала всех и надела парадную полицейскую форму, белую, с золотыми пуговицами. Не зря же та висела в шкафу!
Василию, между прочим, форму тоже справили, и синюю повседневную, и белую. И зимнюю с летней тоже. Те мастерицы, которых Яга наняла подарочные платья шить для вероятных Лушиных женихов, все остались без работы и сбежали из Нави в Вертлюжино. Мастериц приняли с распростертыми объятиями и организовали швейный цех.
Так что когда Луша с Василием (не сговариваясь) переоделись в парадное и вышли, чтобы ехать в золотой карете в церковь, сперва наступила тишина. Рты приоткрыли, глаза расширились. Все пялились на «близнецов», а те друг на друга, и отмерли только тогда, когда русалки в разноцветных сетках и с кубышками в зеленых волосах обрызгали ошеломленных гостей речной водой. Невесте с женихом досталось тоже.
А Мавка сунула водяную лилию Луше в волосы, сощурилась и заметила на полном серьезе:
— Вот так — красиво. И не перепутаешь!
И тогда гости засмеялись и стали славить молодых. Летели цветы, пестрым ковром засыпая двор и крышу кареты. Звенела молодильная вишенка. Вились бабочки. Ведь вроде сентябрь, прохладно. А в голубизне сверкают яркие крылышки, и сразу кажется, что весна.
Карета тронулась с места плавно и величаво. Гордо выступали белые кони с золотыми гривами. А кучер в парадной ливрее важно щелкал кнутом.
И дальше для Василия все было, как в дыму. Но «да» свое он произнес твердо и с поцелуем вроде бы не напортил.
— Вась… — Луша нашла его руку, сжала тепло и крепко, ведя на церковное крыльцо, на солнце.
— Что?
Он заглянул в васильковые глаза жены.
— Вась, мне страшно…
— Мне тоже! — признался он. — Но мы вместе. Мы справимся.
И они засмеялись счастливо и свободно.
А дальше был пир на весь мир и все, что к этому пиру положено. Три дня гуляли всем селом. Мед-пиво пили и каравай на всех разделили.
А кто не верит — на ютубе можете посмотреть. Василий ролик выложил.