Первый день прошел в забавах. Пили, ели, пировали,
Многочисленные гости властелина окружали.
Вдруг поник он головою, преисполненный печали.
"Что с владыкой приключилось?" — перешептываться стали.
Автандил-военачальник с добродетельным Согратом
Во главе иных придворных на пиру сидели рядом.
Увидав отца царицы странной горестью объятым, —
"Что с царем?" — они невольно стали спрашивать себя там.
И решили: "Наш владыка стал задумчив не к добру,
Ведь никто не мог обидеть государя на пиру!"
Автандил сказал Сограту: "Эту странную хандру
Постараемся рассеять: нам она не по нутру".
Встал Сограт седобородый, встал воитель, стройный станом,
Подошли они к владыке — каждый с поднятым стаканом, —
Опустились на колени на ковре золототканом,
И Сограт вступил в беседу с престарелым Ростеваном:
"Загрустил ты, царь великий! Взор твой больше не смеется.
Что ж, ты прав! В твоих подвалах даже драхмы не найдется.
Дочь твоя свои богатства раздала кому придется.
Лучше б ей не быть царицей, чем с нуждой тебе бороться!"
Оглянувшись на вазира, усмехнулся царь-отец,
Удивился: как он смеет упрекать его, наглец.
"Одолжил меня ты славно, мой прославленный мудрец,
Но ошибся, утверждая, что арабский царь — скупец!
Нет, вазир, не эти мысли доставляют мне мученье!
Стар я стал, уходят годы, чую смерти приближенье.
Кто, скажи, теперь возьмется заменить меня в сраженье?
Кто сумеет в ратном деле перенять мое уменье?
Не дала судьба мне сына. Жизнь моя — сплошная мука.
И хотя привычна стала для меня земная скука, —
Сын сравнялся бы со мною, как лихой стрелок из лука...
Лишь отчасти Автандилу впрок пошла моя наука".
Слово царское услышав, улыбнулся Автандил,
Светозарною улыбкой всю долину озарил.
Пред царем потупил очи, был он молод, полон сил.
"Ты чему смеешься, витязь? — царь, нахмурившись, спросил. —
Разве речь моя безумна и достойна порицанья?"
"Государь, — ответил витязь, — дай сперва мне обещанье,
Что меня ты не осудишь за обидное признанье,
Не предашь меня на муки, не придешь в негодованье".
Милой дочерью поклявшись, что как солнце пламенела,
Царь сказал: "Не бойся, витязь, говори мне правду смело".
"Царь, — сказал отважный витязь, — предан я тебе всецело,
Но напрасно ты кичишься, недостойно это дело!
Я, твой верный полководец, только пыль у царских ног,
Но пускай решает войско, кто искуснее стрелок.
Выходи ж на состязанье, государь, и видит бог,
Лук и стрелы нас рассудят и дадут тебе урок".
Царь воскликнул: "Я с тобою говорю не для забавы.
Коль со мной ты спор затеял, не уйдешь ты от расправы!
Мы в свидетели поставим лучших воинов державы,
Поле быстро обнаружит, кто из нас достоин славы".
Так они договорились в этот вечер меж собою.
Царь шутил и улыбался, расположенный к герою.
В заключение решили: кто не справится с стрельбою,
Тот проходит трое суток с непокрытой головою.
И загонщикам велел он: "Рассыпаясь цепью длинной,
Ваше дело — из трущобы гнать на нас косяк звериный".
И бойцов на состязанье пригласил он всей дружиной,
И закончил пир веселый, и расстался с чашей винной.
В дорогой чалме, в оружье, как лилея, строен станом,
На рассвете прибыл витязь ко дворцу за Ростеваном.
С высоко подъятым ликом, светозарным и румяным,
На коне он красовался в одеянье златотканом.
Скоро выехал владыка, для охоты снаряжен.
Луг, назначенный заране, был народом окружен.
Вдалеке звучали крики — начался звериный гон,
И стрелки схватили луки, как предписывал закон.
Царь двенадцати любимцам приказал: "Вперед, за мною!
Лук держите наготове, приготовьте стрелы к бою!
Подсчитайте, сколько дичи я убью моей рукою!"
Между тем лесные звери приближались к зверобою.
Многочисленное стадо появилось в отдаленье,
На охотников бежали серны, лани и олени.
Царь и витязь их встречали градом стрел, не зная лени.
Созерцая их проворство, люди были в изумленье.