И сказали Шермадину: «Хоть сменял он свет на тьму,
Без тебя доверить трона он не мог бы никому.
Как велел нам повелитель, так и быть теперь тому!»
В, признав раба владыкой, поклонились все ему.
АВТАНДИЛ УЕЗЖАЕТ НА ПОИСКИ ВИТЯЗЯ В ТИГРОВОЙ ШКУРЕ
Мудрый Эзрос в «Дионосе» нам оставил назиданье:
«Замерзающая роза вызывает состраданье».
Сострадания достоин также тот, кто в дни скитанья,
С милой родиной расставшись, обречен на увяданье,
Всю Аравию проехав за четыре перехода,
Автандил скитался в землях чужестранного народа.
И твердил печальный витязь, увядая год от года:
«Если б я вернулся к деве, миновала бы невзгода!»
Свежий иней пал на розу, и цветок утратил цвет,
Уж хотел себя кинжалом заколоть он в цвете лет:
«Возложил мне мир на плечи не одну, но сотни бед!
Нет, увы, со мною арфы и свирели больше нет!»
Вяла роза, увядала, не согретая светилом,
Но крепился он, чтоб сердцу были горести по силам,
И расспрашивал он встречных, по местам бродя унылым,
И немало их в дороге говорило с Автандилом.
И неслись к морям далеким слезы витязя рекою.
Спать на землю он ложился, подперев щеку рукою.
«Сердце с милой неразлучно, — рассуждал он сам с собою, —
За нее умру без страха, если велено судьбою!»
По лицу земли скитаясь, бесприютен и убог,
Посетил он за три года каждый малый уголок.
Лишь три месяца осталось, истекал условный срок,
Но напасть на след скитальца Автандил еще не мог.
Удрученный, целый месяц он бродил в краю пустынном,
Изо всех сынов Адама не встречаясь ни с единым.
Страшных бед таких не знали Вис прекрасная с Рамином!
Он же думал лишь о милой, разъезжая по долинам.
Раз, об отдыхе мечтая, он доехал до привала.
На семь дней пути долина перед ним внизу лежала.
У подошвы скал высоких речка мелкая бежала,
К ней с горы леса спускались и трущобы буревала.
Стал считать он на досуге, сколько дней провел в пути.
Лишь два месяца осталось эти поиски вести!
«Целый мир теперь узнает, как метался я в сети,
Не поправить это горе, новой жизни не найти!»
И задумался он крепко: «Коль ни с чем вернусь я к дому,
Для чего все это время я потратил по-пустому?
Чем обрадую царицу, погруженную в истому,
Если путь не отыскал я к незнакомцу молодому?
Если ж мне без доброй вести непристойно возвращаться,
Сколько времени я должен по земле еще скитаться?
Будут щеки Шермадина день и ночь в слезах купаться,
И пойдет он к Ростевану, чтоб во всем ему признаться.
Он обязан по условью известить царя и знать.
О моей узнав кончине, будут люди горевать.
После этого смогу ли перед ними я предстать?» —
Так сказал несчастный витязь и задумался опять.
«Справедлива ли, о боже, — он твердил, — твоя десница?
Почему я должен тщетно по лицу земли влачиться?
Вырвал радость ты из сердца, дал в нем горю угнездиться,
Из очей моих до смерти не устанут слезы литься!»
Но потом решил он мудро: «Все ж разумнее терпенье.
Чтоб не сгинуть раньше срока, пересилю огорченье.
Против бога я бессилен, слезы мне не избавленье,
Воля смертного не может повлиять на провиденье».
«Всех людей перевидал я, — говорил себе он снова,—
Но никто мне о пропавшем не сумел сказать ни слова.
Видно, царь не без причины счел его за духа злого.
Для чего же я скитаюсь и горюю бестолково?»
Перебравшись через речку, Автандил поехал чащей.
Наводил на сердце скуку шум осоки шелестящей.
Сила рук его иссякла, помутился взор горящий,
Черной порослью покрылся лик унылый и скорбящий.
И решил он возвратиться, надрывая стоном грудь,
И коня в глухие степи поспешил он повернуть.
Без людей он целый месяц продолжал печальный путь,
И охота на животных не влекла его ничуть.
Одичав в сердечной муке, продолжал он жить в томленье,
Но, как всякий сын Адама, вдруг взалкал в уединенье,
И длинней руки Ростома он стрелу пустил в оленя,
И костер в глухой трущобе он развел без промедленья.
Он пастись поставил лошадь и, насытившись дичиной,
Шестерых людей увидел, проезжающих долиной.
«То разбойники, — решил он, — те, что грабят люд невинный,
Кроме них, никто не ездит в этой местности пустынной».
Взяв оружье, поспешил он, чтобы встретить их вдали.
Там два мужа бородатых безбородого вели.
Безбородый был изранен, был в крови он и в пыли.
Рвался дух его из тела, улетая от земли.
«Вижу я, — воскликнул витязь, — что живете вы разбоем!»
«Нет, — ответили пришельцы. — Помоги нам, зверобоям!
Если ж ты помочь не можешь, посочувствуй нам обоим,
Плачь сегодня вместе с нами, ибо жалости мы стоим!»
Автандил подъехал ближе, и, рыдая, люди эти
Рассказали, как в дороге был изранен путник третий:
«Витязь, мы — родные братья, одного отца мы дети,
Город, нам принадлежащий, расположен в Хатаети.
Мы о месте этом диком услыхали от людей
И пришли сюда с дружиной многочисленной своей.
По горам и по долинам мы скитались тридцать дней.
И немало на охоте постреляли мы зверей.
Оказались мы в дружине наилучшими стрелками,
И великий спор внезапно разгорелся между нами.
«Я искусней всех стреляю!», «Я — сильнейший между вами!» —
Так мы трое препирались неразумными словами.
Отвезти оленьи шкуры поручили мы дружине
И решили состязаться без загонщиков отныне.
Мы условились, чтоб каждый лишь по той стрелял дичине,
След которой заприметит на горе или равнине.
Отослав домой сегодня многочисленную рать,
Только трёх оруженосцев мы с собой решили взять.
Мы зверей стреляли в поле, в чаще рыскали опять,
Не давали мы пернатым над собою пролетать.
Вдруг пред нами некий витязь появился на поляне.
Мрачный ликом и печальный, восседал он на Мерани.
Был закутан в шкуру тигра; в меховом своем тюрбане,
Он сиял такой красою, о какой не знали ране.
Нестерпимые для взора он метал очами грозы.
Мы сказали: «Вот светило, погрузившееся в грезы!»
Мы схватить его хотели, мы дерзнули на угрозы,
Оттого-то мы и стонем, проливая эти слезы.
Я мечтал тогда, как старший, чтобы всадник стал моим,
Средний брат очаровался скакуном его лихим.
Младший жаждал поединка. Мы помчались вслед за ним.
Но спокойно ехал витязь, горделив и нелюдим.
Лал и жемчуг драгоценный розы уст его скрывали.
Погруженный в размышленья, был он в горе и печали.
Он на нас не бросил взгляда, но когда мы закричали,
Плеть тяжелую приподнял и поехал молча дале.
Отстранив меня рукою, младший крикнул супостату:
«Стой!» — и к витязю рванулся, не подумав про расплату.
Витязь встретил нападенье, не притронувшись к булату:
Златокованою плетью раздробил он череп брату.
Он одним ударом плети череп юноше разбил,
Он свалил его на землю без сознанья и без сил,
Он смешал беднягу с прахом, оскорбленья не простил
И умчался, горделивый, как светило из светил.
Он назад не возвратился, не промолвил он ни слова.
Вон он движется, как солнце, скрыться в облако готово!»
И скиталец в отдаленье вдруг заметил вороного —
Дивный всадник солнцеликий перед ним явился снова.
И ланиты Автандила слезы больше не кололи:
Не напрасно на чужбине он отведал горькой доли!
Кто желанного достигнет, пострадав в земной юдоли,
Тот уже не вспоминает о своей минувшей боли.
«Братья, — он сказал, — я странник, потерявший свой приют.
С милой родиной расставшись, я искал скитальца тут.
Вы его мне указали, душу вынули из пут,
Пусть за это вам сторицей силы неба воздадут!
Так же как достиг я ныне исполнения желаний,
Пусть ваш юноша несчастный исцелится от страданий».
Показав свою стоянку, он прибавил на прощанье:
«Положите в тень страдальца, отдохните от скитаний!»
Тут коня пришпорил витязь и, не медля ни минуты,
Полетел, как вольный сокол, разорвавший клювом путы.
Как луна, навстречу солнцу он спешил, избегнув смуты,
Потушил он в юном сердце беспощадный пламень лютый.
Приближаясь к незнакомцу, так он начал размышлять:
«Необдуманное слово прогневит его опять.
Только мудрый это дело может толком распознать,
Он спокойствия не станет в затруднениях терять.
Этот витязь столь безумен, что боится каждой встречи,
Он людей не хочет видеть и людские слышать речи.
Значит, мы убьем друг друга, коль сойдемся в лютой сече!» —
Так он думал, за скитальцем наблюдая издалече.
Прячась в зарослях, твердил он: «Нет, не зря пропали годы!
Даже зверь приют имеет, чтоб спастись от непогоды;
Не стремится ль витязь к дому через горные проходы?
Поспешив за ним, быть может, я забуду про невзгоды».