Летопись упоминает о первом видении Преподобного, связанном именно с устройством жизни русской лавры.
Однажды поздно вечером, творя на коленях молитву в своей келий, Преподобный услышал, как кто-то позвал его:
- Сергий!
Он отворил окно и увидел, как дивный свет льется с неба и на нем порхают дотоле неизвестные Сергию птицы, до того прекрасные, что и словами описать невозможно. И тот же голос, который позвал его, сказал:
- Ты как надо печешься о своих духовных детях. Господь принял твои молитвы.
А птицы во множестве летают и сладостно поют. Голос продолжил:
- Ты правильно обустроил свою обитель, поэтому умножится стадо учеников твоих, и после тебя оно не оскудеет.
Преподобный позвал Симона, жившего в соседней келий, но смоленский инок застал лишь конец видения - часть небесного света.
Это видение еще раз укрепило веру Сергия в правильности основ его монастыря.
Все способные к труду должны были трудиться. Раньше шли к Сергию как к духовнику, на исповедь, за наставлением. Теперь он отвечал за быт монастыря.
Игумен сам, крепко подпоясавшись, до позднего вечера пилил, тесал, ставил столбы, копался в огороде, месил хлебы в пекарне, строил кельи. Нередко, забрав с собой медведя, уходил в лес. Там выросший во взрослого песта ручной медведь доставал из дупел мед.
Подался к Сергию земледелец Якутка. Но ему непременно надо было видеть самого игумена Сергия, чтобы принять окончательное решение - поселиться. Ему говорили, что то место на Маковце заселено пустынниками, что там есть целый ряд келий и новая церковь, но он медлил, пока наконец крупно не рассорился с родителями и братом Егором.
Думал Якутка, который превратился за прошедшие годы из мальца в крепкого мужчину, что увидит Сергия в образе строгого начальника и величественного пророка. Подошедши к монастырской деревянной ограде, он стал спрашивать братию, как бы повидать игумена? А Преподобный в это время в огороде копал заступом землю.
- Подожди, пока он выйдет, - отвечали монахи. Якутка приник глазом к отверстию ограды, видит старца в заплатанной одежде над грядкой. Он не поверил, что это прославленный игумен. Рассердился на братию:
- У меня просьба есть до отца Сергия, а вы мне указываете на какого-то нищего…
- Он и есть тот человек, который тебе нужен, - ответили иноки.
Якутка упорствовал:
- Я не дожил еще до такого безумия, чтобы счесть убогого старца за знаменитого Сергия Радонежского.
- Гнать его, да и только! - воскликнул Василий Сухой, погрозив невежливому гостю здоровенным посохом.
Здесь почувствовал Якутка, что кто-то трется о его ногу и урчит. Обернулся и узрел… медведя. Но Якутка был не робкого десятка, да и увидел, что медведь-то ручной… Пригляделся к его белому пятну на загривке и воскликнул:
- А-а, приметный!.. Это никак тот топтыга, что у меня из тобольчика лук и морковку хотел украсть.
- Этот медведь у нас незнамо с какого времени живет, а ты и на него тоже поклеп возводишь! Уходи! - взъярился Сухой.
- Погодите, братия, успокойтесь, - вышел из-за ограды Сергий. Он поклонился Якутке и повел его в трапезную. Тот высказал свою печаль: не пришлось, мол, увидеть игумена, а хотел попроситься к нему на поселение.
- Не скорби, брате, - утешил Преподобный. - Бог так милостив к месту сему, что никто не уходит отсюда печальным. И тебе скоро все откроется и решится твой вопрос. Потерпи малость.
Сергий знал, что к нему в обитель должны вот-вот приехать московский князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Серпуховской. Хоть и мальцы они еще, но и у них до игумена Троицкой обители тоже было свое дело… Им тоже нужно было повидаться с Преподобным.
Вот уж шестой год пошел, как умер отец Дмитрия и родной дядя Владимира великий князь Иван Красный[4]. Правда, всего пять лет правил он Русью после смерти от чумы Симеона Гордого, но даже за столь малое время русичи почувствовали отдохновение от всяких внутренних раздоров: Иван Иванович не заносился перед удельными князьями, простил Новгороду смуту. Оттого и прозвали его Красным… Да и с Ордой наладил отношения: исправно платил дань, и русичам сильно не досаждали алчные баскаки - сборщики налогов, даже своего малолетнего сына Дмитрия отправил заложником в Джучиев улус, тем самым еще раз подчеркивая свою полную зависимость от великого каана, как называли хана Золотой Орды Джанибека.
К тому же, от последствия мора, который охватил страны Европы, Поволжье, Крым, Русь и даже Китай, ослепла Тайдула - мать Джанибека. Мтрополит Алексий вызывался творить за неё молитвы, и зрение к Тайдуле вернулось… И ханша упросила сына облегчить тяжесть дани для русичей.
Иван Красный и в своем посмертном завещании, во избежание всяких раздоров между князьями - Дмитрием, который по старшинству рода наследовал московский стол, его родным братом Иваном и двоюродным Владимиром - город Москву со всеми землями, занятыми под укреплениями, а также жилье, хозяйственные постройки, огороды, сады, луга, боры, ближние и дальние логовища и всевозможные таможенные и местные сборы и пошлины разделил на три равные части.
Разделил он между ними и само княжество московское: Дмитрию как старшему завещалось по обычаю два важнейших после Москвы города - Коломна и Можайск с окрестными волостями, селами и деревнями, а Владимиру - прежний родовой удел с волостным городом Серпуховом, важным стратегическим пунктом на самых южных рубежах московского княжества, в месте слияния Оки с Нарой, да еще Радонеж с окрестностями в придачу был племяннику даден.
Дмитрию Иван Красный оставлял нагрудный крест с изображением святого мученика Александра и еще один крест, окованный золотом, большую золотую цепь с золотым же крестом, иконку золотую, золотой пояс с крюком и саблю золотую. Не обидел отец и младшего. Подумал о той поре, когда придет время Дмитрию и Ивану жениться, - пожаловал им на этот случай по золотой цепи и золотому поясу, украшенному драгоценными каменьями. Такие пояса все русские князья-отцы заготавливали для своих детей. С золотым же поясом Дмитрия (запомним сие) будет связано в дальнейшем одно трагическое событие…
Не без некоторых трудностей, но Дмитрий после смерти отца стал московским и владимирским князем, и все бы ничего, но между ним и Владимиром нет-нет да и случались размолвки.
Владимир, живя постоянно в Москве, волей обстоятельств участвовал во всех делах княжества - уже с малолетства он ходил в походы по обузданию князей суздальских, претендовавших на великокняжеский стол, и князей галицких. А Дмитрий лишь один раз в двенадцатилетнем возрасте побывал с воинской ратью во Владимире, но там битвы никакой не произошло, так как «возмутитель спокойствия» Дмитрий Константинович, завидя многочисленное московское воинство, «бежа в Суздаль», как говорят летописи.
Летописи донесли до нас и такие прекрасные в своей простоте и мудрости слова Андрея Константиновича, сказанные зарвавшемуся своему родному брату Дмитрию: «Брате милый, не рек ли ти, яко не добро татаром верити и на чужая наскакати? И се не послушал еси глагола моего и стряс все свое, а не нашел ничего. Тако бо, брате, давно речено: исча чужого, о своем восплачет».
Но победители проявили великодушие, не тронули Дмитрия, Константина, затворившегося в своей «отчине и дедине», а в Успенском соборе во Владимире обрядили Дмитрия московского на новую власть - на власть князя владимирского.
Сильно завидовал Дмитрий Владимиру, когда тот гарцевал перед воинством в боевом серебряном шлеме под шелест стягов и знамен, собираясь в очередной поход, сам хотел оказаться на месте двоюродного брата, но его всякий раз увещевали бояре и сам митрополит Алексий.
Но сердце великого князя также тянулось и к лесному затворнику, пророку и провидцу Сергию Радонежскому. Дмитрий захотел непременно поехать и узнать, как ему далее жить и править. И поехали они с Владимиром Серпуховским в лесные дебри Радонежа.
Митрополит Алексий заблаговременно уговорил игумена Троицкой обители принять князей, вот и ждал именитых гостей Сергий, потому и сказал Якутке подождать малость…
[4] Великий князь московский и владимирский Иван Красный, сын Ивана Даниловича Калиты, умер 13 ноября 1359 года.