- Добро, Владимир, добро…
По возвращении домой было составлено второе докончание: оно гласило то же, что и первое. Владимир надеялся, что это второе заверение о дружбе с братом станет теперь окончательным, но он ошибся. Будет еще, третье, последнее, и составят его братья при весьма трагических обстоятельствах…
Глава 15. КОСТРЫ НА РЕЧНОМ ЛЬДУ
Андрея Ольгердовича Полоцкого на Москве любили: он был человеком мужественным и в то же время обнаруживал простоту нрава. Со своим шурином князем Серпуховским они по характеру были очень схожи: могли восхищаться пением соловья и, не моргнув глазом, смахнуть мечом с плеч провинившуюся голову…
Андрей скорой походкой прошел в светлицу, где сидела за шитьем его сестра:
- Здравствуй, Прекрасная Елена!
- Не насмешничай, братец, - Елена была на последнем месяце: лицо припухшее - пила много воды, хотя лекарь и запрещал.
- Твой-то дома?
- У себя и, как всегда, читает…
- Знаю про ученость его.
- Опять улетает соколом. Все время - в ратях…
- Так и должно быть, сестрица… Мужчине - воевать, жене - детей рожать. Ты уж не сердись на него, а когда рядом с ним, люби крепче… Я знаю тебя с детства, чуть что не по-твоему - губы подожмешь и молчать будешь… А мужикам это сильно не нравится.
- Не забывай, я дочь самого Ольгерда!
- Ну, ну, Елена, не заносись… Не надо… Да после не говори, что я тебя не предупреждал. Владимир твой - терпелив, но знай, всему есть предел…
- Утешил… Ладно, иди к нему. Андрей поднялся в горницу.
- Владимир, ждут тебя на княжий совет. Сидящий за столом у окна князь Серпуховской обернулся:
- А-а, это ты, Андрей!.. Подойди сюда, посмотри, какая чудная вещь - «Земледельческий народный календарь»! Сколько тут всего интересного собрано… Вот, к примеру, это…
Полоцкий перебил:
- Князь, сказали, что дело срочное…
- Сколь живу на Москве, все здесь дела срочные… - Но, взглянув в лицо шурину, поспешно сказал: - Хорошо, хорошо, иду…
Андрей Ольгердович Владимиру нравился. Хотя он и был старше Серпуховского, но Владимир называл своего шурина просто по имени.
Андрей Полоцкий был умен, начитан, храбр, честен, не рвался к власти, оставаясь к ней почти равнодушным. Ягайло изгнал его из Вильно. На всякий случай, хотя знал, что Андрей ему не помеха. Прибыв в Москву под защиту Дмитрия Ивановича, Андрей получил от великого князя удел, но отнесся к этому спокойно. Назначил наместника, а сам остался в Москве, построив здесь себе терем. Владимир иногда шутил:
- Андрюша, ты ведь Полоцким прозываешься. А знаешь, какая река в прежней твоей вотчине протекала? А в теперешней?..
- У наместника спрошу, - вполне серьезно отвечал князь Полоцкий.
Зато дом его славился отменными пирушками, на которых присутствовали не только холостяки, но и женатые. В последнее время сюда зачастил и князь Владимир - все тяжелее и тяжелее ему было по вечерам оставаться наедине с «Еленой Прекрасной»…
- Ладно, о календаре потолкуем в другой раз, - свертывая рукопись, поднялся из-за стола Владимир.
В княжем совете на самой близкой к великому князю скамье всегда сидел старейший из бояр Андрей Свибл, но сегодня его не было. На месте Свибла Владимир увидел Боброка Волынского, который на вошедшего князя не обратил внимания, да и никто из бояр словно и не заметил опоздания брата Дмитрия Ивановича. «Если бы тут находился старый Свибл, он бы меня укорил…» - подумал Серпуховской.
- Теперь все в сборе, - Дмитрий Иванович, заметив удивленный взгляд Владимира, устремленный на Боброка, тут же поправился: - Нет лишь Андрея Ивановича Свибла, по болезни. Теперь его место до самого выздоровления будет занимать князь Дмитрий Михайлович.
Боброк-Волынец поднялся со скамьи и поклонился, как бы в сторону одного Серпуховского, который расценил этот жест как насмешку в свой адрес. Сразу вспомнились слова отшельника…
Решили послать с полками Владимира Андреевича и князя Волынского в Стародуб и Трубчевск - в укрепленные городки брянской вотчины Дмитрия Ольгердовича, так как Ягайло послал сюда в помощь брату свои войска. Чтобы упредить дальнейший удар Ягайло, который может напасть на пограничные земли Руси в тот момент, когда Мамай стронется из Сарая, следует князю Владимиру и князю Боброку как можно дальше отогнать литовские войска, для чего нужно осадить эти городки и взять их. А Андрею Полоцкому, который тоже едет с князьями, вменялось в обязанность уговорить брата Дмитрия принять подданство московское. Ежели последний не поддастся на уговоры, то пленить его и привезти в цепях в Москву…
Хотя, как всегда, главным в походе был назначен Владимир Андреевич, но от Дмитрия Ивановича Боброк-Волынец получил особые полномочия. Серпуховской почувствовал это, как только выехали за Москву.
Во-первых, число полков было разделено между Владимиром и Боброком поровну; одной половиной командовал Серпуховской, другой на равных правах - Волынский. Поэтому за Москвой свои полки Боброк выдвинул вперед, сказав, что он поспешит для взятия Стародуба, а Серпуховской пусть берет Трубчевск. Такая походная тактика была непонятна умудренному в ратных делах Владимиру, но он сказал:
- Если увидишь, Дмитрий Михайлович, много литовцев под Стародубом или в самом городке, немедленно мне сообщи, но в бой не встревай… Жди помощи.
Когда последний конный ратник полков Боброка скрылся в отдалении, Андрей Полоцкий поинтересовался:
- Что Волынец так заспешил?
- За славой… - не то в шутку, не то всерьез ответил Серпуховской.
В это ранее утро из-за деревьев уже поднималось солнце. Постепенно лучи его оживляли лес, равнинное поле, ближе к обеду начало пригревать, так что всадники поснимали шлемы. Весна потихоньку брала свое, хотя снег лежал еще в сугробах и белыми пластами провисал на еловых лапах.
- Новый год мы уже, Андрюша, встретили. Весна[53]. Хотя марток - надевай десять порток… Прав крестьянин, считая началом весны Егорьев день, по земледельческому календарю это 23 апреля. Так и записано - «Егорий весну открывает». Так что нам повезло - лед на реках еще довольно крепок. А знает ли об этом Боброк?.. Если он поведет полки полями да лесами, то до Стародуба доберется нескоро… А мы, Андрей, уже через малое время свернем к реке, да по запорошенному снегом ледку легко побежим.
- Хитрый ты, Владимир! Недаром дружишь с книгой[54], - искренне восхитился князем Полоцкий.
Действительно, скоро ступили на речной лед, покрытый снегом. Кони бежали ходко, и под размеренный стук копыт Полоцкий задремал в седле. Владимир видел, как голова шурина все ниже и ниже клонится на грудь. Вот уж и подбородок коснулся кольчуги.
Владимир подъехал, толкнул в бок Полоцкого:
- Э-э, браток, сегодня десятое число. По поверью день Тарасия-кумошника, а он запрещает спать днем, иначе нападет кумоха-лихорадка. Дрему зовут в этот день только к маленьким детям, которых укладывают в колыбель.
Князь Владимир начал тихо припевать:
- Уже не сплю…
- Вот что, Андрей… Возьми людей из своей дружины - десятка два - и скачи вперед в несколько селений, поспрашивай, не тревожит ли людей Вельзевул?
- Дьявол, что ли?! Владимир улыбнулся.
- Слава Господу, не сам… А как бы его наместник, вроде твоего в подмосковском уделе…
[53] В Древней Руси Новый год начинался с 1 марта; с XIV века церковь пыталась перенести начало года на сентябрь, но официально празднование церковного и гражданского года 1 сентября было окончательно определено лишь в 1492 году (7000 лет от «сотворения мира»). Спустя лишь два века Петр I обнародовал указ «лета счислять» с января.
[54] Как и в Древнем Риме и Греции, на Руси тоже рукописные хартии, свертываемые в рулон, назывались книгами.