Валерий Иванович с силой ударил себя кулаком по лбу и глухо застонал…
— Уехал я в Москву. Чтобы соблазна не было, и доступа к опиатам, медицину бросил. Поломало тогда меня… Пластом лежал, вены себе грыз, под себя ходил. И поделом мне. Я-то, подлец, вот он. Выжил. А ребенка, мной фактически убитого, уж не вернешь…
— Что Господь не делает, всё к лучшему. Да ведь какая бы у неё в деревне жизнь-то была? Без ножек-то? — оплошно спросил о. Савва. — Ни мать ведь, ни работница. Лишний рот. Побираться, ползать куски собирать… Разве, ей в монастырь? Так позакрывали их… Аз, грешный, таких страдальцев, глухо исповедовав, епатрахилью, бывало, их прикрою, рот им с носом ладонью зажму, помолюсь, они мирно и отойдут ко Господу…
И с испугом увидел устремленный на него сквозь застилающие глаза слезы яростный взгляд Натальи Израилевны…
Глава восьмая. «С паровозами и туманами в набегающие поля…»
Тишина за Рогожской заставою… Впрочем, какая-то жуткая, неестественная для огромного столичного города тишина качалась и над заставою Абельмановской, и здесь, над заставой Крестьянскою… До девятнадцатого года именовавшейся Спасскою, и имевшей таможенный пост на Камер-Коллежском Валу.
Покрашенное облупившейся табельной желтой краской, с ампирными колоннами, зданьице заставы еще виднелось у трамвайного круга, где тихо шипели под водяной пылью дуговые фонари.
А дальше, вниз, к недавно убранному в камень берегу Москвы-реки, только антрацитово поблескивала лужами непролазная черная грязь. Среди тонких, как лезвия ножей, полупрозрачных туч воровской походкой пробирался серебристый, узкий, как финка, месяц.
Было тихо? Отнюдь. Среди низких одноэтажных домишек, в подслеповатых окошках которых не горело ни единого огонька, было просто таки мертвецки тихо! Тихо именно тем ознобным покоем, который только и бывает в ночных покойницких да ещё на старинных, заброшенных кладбищах.
Натка считала себя довольно храброй комсомолкой (да, по совести, таковой и действительно была!) но и ей вдруг стало не по себе.
Она робко просунула отчего-то озябшую руку под локоть Бекреневу и, близоруко щурясь, начала вместе с ним пробираться по разбитым торцам мостовой туда, где черным, точно вырезанным из засвеченной фотобумаги силуэтом высилась стройная трехъярусная колокольня, на фоне темно-синего неба, подсвеченного в стороне Центра оранжевым отблеском.
Там, вдали, звенели трамваи, гудели клаксонами автобусы и таксомоторы, нарядные зрители только направлялись в театральные фойе и в сверкающий среди зелени лампионами сад «Эрмитаж».
А здесь, буквально в двадцати минутах езды на трамвае от Яузских ворот, было безлюдье, запустение и…
Совсем рядом вдруг кто-то завыл — высоко, с переливами, тоскливо и жутко. Натка вздрогнула от испуга и еще крепче прижалась к горячему бедру Валерия Ивановича.
— Это ничего-с, это просто бродячая собачка! Ничего страшного! — утешил Натку семенивший след вслед за ними Савва Игнатьевич. — Ничего и никого страшного здесь нет. Ни единого душегубца-с…
И добрый старичок меленько захихикал.
«Ага, ни единого! Верно! — подумала Натка. — Кроме, Савва Игнатьевич, разве что тебя…»
Как он больных-то душил во время исповеди, а? А ведь на него и не подумаешь никогда. Милый такой человек…
Наконец они выбрались на небольшую площадь перед невысокой монастырской стеной. Под надвратной церковью со сбитыми крестами, в арке низких кованых ворот, слепо лил хиленький желтоватый свет заточенный в железную решетку фонарь.
Савва Игнатьевич поднял было руку, чтобы перекреститься, да остановил её на пол-дороге:
— Тьфу ты. Чуть не оскоромился. Скажу вам, чада мои, нет хуже места, чем заброшенная церква… Пока её заново не освятишь, ведь там такое поселиться может…
Натка презрительно фыркнула на все эти суеверия и предрассудки, решительно подошла к воротам и несколько раз решительно постучала в крашенное черным холодное железо круглым стальным кольцом, приделанным вместо ручки… В такт её ударом под аркой глухо разнеслось приглушенное, словно через вату, эхо…
Никакого результата.
Натка достала из сумочки свой револьвер и пару раз стукнула рукояткой по воротам… Никакого эффекта. Оставалось теперь только стрельнуть.
Натка бы и стрельнула. Да вот беда, ей так и не удалось зарядить барабан, в который патроны упорно не хотели влазить.