— А что, Филя, ты нас через границу действительно сможешь провести? Уверен? — осторожно спросил Бекренев своего Вергилия.
— Етафтыхть. — пожал плечами тот. — И вообще, кеняртьфтьсазь иттнень аф оцю концертснон мархта.
— Ага, ага, я почему-то так сразу и подумал. Особенно про то, что в этих чудных местах любому товарищу Концертсону — будет полный мархт!
— Валерий Иванович, ну хватит его уже постоянно подкалывать! — с чуть нервным смешком подала голос Натка. — Мне тоже что-то малость не по себе… А если честно, я ужасно боюсь.
— Вот! — поднял вверх худой и тощий палец Бекренев. Странно помолодевший в своем новом наряде — домотканных портах, крашенном лесным орехом пиджаке и картузе с козырьком, он был похож на лихого старорежимного приказчика, ухаря и пройдисвета. — Вот и остались бы вы лучше в Лесной школе у доброго доктора! А мы бы с отче Саввой быстренько смотались бы до Барашева и обратно, глянули бы одним глазком не тамошнее благорастворение воздухов, да всё вам и рассказали бы подробно… потом, если бы вы захотели…
— Не искушайте, Валерий Иванович! — просопел Савва Игнатьевич. — Уж больно хорошо в месте сем питают!
В этот миг Филя резко остановился… Подняв левую руку вверх, от чего все замерли, он старательно прислушался… Было тихо. Только слепо завозилась в ветвях какая-то птица… Проводник плавно повел рукой слева направо… И путники рысцой спустились в сыро чвакнувшую придорожную канаву, споро выбрались наверх, оставив за собой придорожный указатель «Умет — 15 км», и углубились в лесную глушь.
Натка с трудом пробиралась за заботливо отгибающим ветки Бекреневым… На голову и за шиворот ей сыпались сухие еловые иглы, к распаленному лицу липла паутина, а в нос, рот, глаза лезла стоящая столбом мошка…
Натка вздохнула поглубже, тут же закашлялась, выплюнула черную от мошки слюну:
— Господи, да это же невозможно так жить! Тут что, всегда так?
— Да нет, что вы! — утешил её Филипп Кондратьевич. — Только лишь весной, летом… И ранней осенью!
Потом остановился на маленькой полянке, возле уходящей прямо к безмолвно загорающимся звездам островерхой ели-великана, и неожиданно спросил:
— Желающие и дальше кормить мошку есть?
— Надуманный вопрос. — сердито ответил Бекренев. — Да что делать-то? Был бы я в Москве, так зашел бы в первый попавшийся промтоварный, а то и в ЦУМ бы смотался, поискал одеколон «Гвоздика». Вонючий, сволочь, но, говорят, кровососущих всё же отпугивает…
— Против комаров, пишут, диэтиламид m-толуиловой кислоты лепо помогает…, — подал голос устало утиравший бороду Савва Игнатьевич.
— Чего-чего луиловый?!! — не поверил своим ушам дефективный подросток.
— Это средство такое, в Германии недавно изобретено. «Дэта». Отпугивает-де оно комаров и мошек.
— Батюшка! Но… да вы-то откуда про него знаете? — удивился Валерий Иванович.
— В журнале «Наука и Жизнь» прочитал.
— Отец Савва, вы меня поражаете… Может, вы часом и «Безбожник» почитываете?
— Разумеется, регулярно его просматриваю, вкупе с «Атеистическими чтениями». Но это к делу не относится, потому что всё одно от мошки, кроме как ей замотаться, на манер мусульманки, или вот ещё дегтем березовым обмазаться, у Натальи Юрьевны спасения нет…
— А может, вернетесь? — осторожно спросил девушку Бекренев. — Комары вон, вас не милуют! А здесь они ой какие, размером как лошадки…
— Нет. — яростно мотнула головой Натка. — Буду терпеть.
— Зачем же терпеть, дугай тейтерь? Симемс вирь ава ловсо…, — и Филя протянул Натке заткнутую деревянной пробкой тыковку. Когда та вылила себе на ладонь молочно-белую, пахнущую смолой каплю, и растерла её себе по зудящим от укусов рукам, то от неё враз пахнуло грибами, темной лесной глубиной, дремучей чащобой…
— А истя! А истяня! — замахал руками Филя. — Симемс, симемс…
И показал жестами, что средство надо непременно выпить. Натка ни за что на свете не стала бы глотать подозрительную микстуру, но у ней в памяти еще было живо приключение с комарами на станции… И она, зажмурившись, сделала большой глоток…
Огненный клубок прокатился по её горлу и бомбой разорвался в пищеводе. Натка, со слезами на глазах, насилу откашлялась и тут же увидела, как тыквочку решительно взял в руки Бекренев:
— А ты, дефективный, пить малость погоди! Ежели мы все тут нахрен от этого декохта отравимся, то ты этого лесного человека тогда звэрски зарэжэшь. Причем ме-е-е-едленно…
— Не обижайте его, Валерий Иванович! Видите, что происходит? — и Натка протянула свою руку к стоявшему в воздухе рядом с ней рою мошкары. Тот резко, почти испуганно подался от неё в сторону.