-Я скормлю тебе хоть воз, золота с каменьями, но два белых мангуста должны быть быстро убиты!
Индюк важной походкой выполз из юрты, испуганные монголы подались в разные стороны. Громадная птица была спокойной и даже сонной, вяло, перебирая крыльями, она вперевалочку брела по лагерю, шугая нукеров. Вот только груженый золотом воз привлек ее внимание, раз крылья вспорхнули, а клюв погрузился в мешки. Золото полилось в широченную глотку. И без того крупный зверь стал расти снежным комом, вот он уже как слон, затем жадно чавкая монстр закончив с возом, стал выше центральной монгольской юрты. Громадная птаха встала, надувшись, как вздыбленный пернатый диплодок.
Страх напал на моголов, и все же не все струхнули, несколько лучников открыли стрельбу, стремясь в первую очередь поразить холодно-мертвые глаза диковиной птицы:
-Стойте! Я запрещаю!
С опозданием рявкнул Субудай, но было уже поздно, длинная с каленым наконечником стрела попала в петушиное око, от выстрела посыпались искры:
-Что вы крысячие мангусы наделали!
Завопил в отчаянии шаман Бэки, даже забыв о навязчивой рифме:
-Ложись непобедимый!
-Всем лечь! - успел скомандовать Багатур. Моментально раздувшись, индюк исторгнулся истошным криком, по ушам словно ударили каскады громов, ураганная волна пронеслась по земле, подняв в небо тысячи шатров и юрт. Дисциплинированные монголы в основной массе успели повалиться на землю, кто зазевался или не услышал приказа, те умчались вместе со стремительным ураганом. Как дико выли и корчились нукеры, попав в порыв адского ветра уносящего в преисподнюю. Туши коней и людей моментально разрывались, тысячник наскочил на копье своего подчиненного и был прошит им на сквозь, дергаясь и перебирая лапками как жук. Уцелевшие ратники лежали неподвижно как Египетские мумии, потрясенные ударом стихий, они мучительно долго приходили в себя. А тем временем гребенчатый монстр, хлопнув крыльями, сделал неуклюжую попытку взлететь. Явно это задача была не по силам его хлипким крыльям, трепыхнувшись, исполинский индюк засеменил по степи. Видимо "летучий индеец" решил пересечь все азимуты и прочесать меридианы в поисках отравленного золота. Субудай был помят и трудом пришел в себя, тяжело поднявшись с сырой травы. Единственный глаз горел ненавистью, прожигая окружающих, он диким ястребам выслеживал колдуна. Верховный шаман даже не предпринимал попыток скрыться, наоборот маленькие глазенки зыкали надменно и гордо. Бэки подмигнул и скрестил на увесистом животе грязные когтистые руки. Субудай грозно проорал захлебываясь от гнева:
-Собака, облезлый шакал! Я прикажу содрать с тебя живого шкуру и разодрать ее на бубен, а твой череп пойдет на урускую игру в городки.
Бэки с внешним почтением ответил:
-Чем я прогневал тебя, ведь новое оружие работает безупречно. Все урусов и прочих трусов похоронит навечно!
Одноглазый барс взревел, заскрежетав зубами:
-Ты распугал коней, еще до битвы располовинил войско, и еще смеешь издеваться. Нукеры взять его! Ноги к затылку!
Громоздкие волосатые в перьях воины бросились, было к шаману, пытаясь скрутить отчаянно сопротивляющегося волшебника. Да силен был колдун, явно пытался сотворить боевое заклинание, пара нукеров загорелась, и с диким воем покатилась по придавленной копытами лужайке, еще троих сильно поранило невидимыми мечами. Но могучие тургауды опасались Субудая гораздо сильней чем колдовских штучек Бэки. Вот он имидж кровавого повелителя. Шамана все же спеленали, хорошенько намяв жирные бока и врезав палицей по большущей голове, оглушили громилу:
-Прав был Чингиз-хан нельзя магией подменять клинок и острые стрелы. Я еще придумаю для тебя особую казнь. А пока в железа его.
Подбежал задымленный в язвах подневольный кузнец, его оборванные в ожогах помощники спешно несли уже готовые толстые, способные удержать слона цепи. Шаману связали рот, вставив между зубов конскую кость, любое бормотание даже связанного зверя смертельно опасно. Субудаю помогли взобраться на коня, молодец гнедой не испугался, остальные табуны подались в бега, их еще долго придется ловить, а часть коней вознеслась в поднебесье вместе с всадниками.
Пока колдуна волокли в специально отрытый зиндан-колодец, на горизонте показалось два всадника. Это монголы, один из числа ханов звавших Субудая, другой знаменитый Векиль, оба ужасно расцарапанные в пыли, порванная одежда покрыта свежей кровью. Подскочив, оба всадника рухнули ниц, они истошно выли, царапая лица:
-О великий Субудай-Багатур, чей лик будет славен в веках.
Одноглазый полководец грубо оборвал гонцов:
-По делу воркуйте драные вороны.
-Рухнул дворец верховного барсака Тангкут-хана. Великий хан наместник и единородный сын наследник Верховного кагана Гуюк - погребены под его обломками.
Радостная улыбка на мгновение осветила сумеречное чело Субудая, а затем вновь погасла, сделав изуродованное лицо - мрачней грозовой тучи:
-Всем седлать скакунов, согнать местных жителей и стремительно разобрать завалы.
Часть войска останется здесь и отловит коней. Вы слыхали нукеры, постараемся спасти чингиздов, и побыстрее.
Когда гонцы и почти все воины стремительной стаей устремились Сыгнаку, Субудай неспешно подъехал к зиндану. Его вновь распирал нервно-веселый смех:
-Хоть одно доброе дело сделал ты, избавив нас от двух самых ярых врагов Гуюка и Тангкут-хана. Теперь у тебя есть шанс спасти свою шкуру от натягивания на бубны пляшущих цыган. Ей ты седой нукер, вытащи ему кляп.
Кряжистый пожилой монгол спустился по пеньковой веревке, с трудом выдернув заплесневелую кость из клыкастого рта верховного шамана:
-Я не желал смерти чингиздов!
Еле слышно прохрипел колдун:
-Знаю, даже если они останутся, живы, я все равно помилую тебя. Твой громадный петух здорово клюнул в задницу чванливого Гуюк-хана, и неразумного брата Батыя Тангкута. Свалим все на летучих мангусов, и дело с концом.
Голос шамана окреп:
-Ты как всегда мудр и достоин звания джихангира! Повелитель всего поднебесного мира!
Субудай одернул чародея:
-Не болтай лишнего. Скажи лучше, где скрывается большой пернатый мангус.
Колдун звякнул цепями:
-Бродит в степи, не сдержать на цепи.
-Сотвори заклинание и направь его против двух лилейных мангусов. Пусть съест их, заодно сотрем в пыль города злых урусов.
Шаман прерывисто задышал, цепи зазвенели, переливаясь похоронными звуками:
-Я голоден и хочу есть. Сварите мне, свежую похлебку из крупного быка, и я соберу силы для новых титанических заклинаний.
Одноглазый барс поморщился, затем с лукавой ухмылкой подколол чародея:
-А понос не проймет тебя, похоже, ты хочешь добить нас с помощью газовой атаки. Сначала индийский петух сделал Ку-каре-ке, а затем и ты испортишь мне воздух. Ладно! Раскуйте, и сварите ему котел жратвы из павшей конины, пускай подавиться! Да колдун, не надеться ли у тебя еще подобной птицы.
Шаман ответил не сразу, дождался снятия кандалов, а то кто его Одноглазого Барса знает:
-Нет, увы, эта птица в бою уникальна. Равных нет ей - в подлунных мирах и астральных! И не из Индии я зверь-птицу привез, нет не найти там подобное тело и рост. Есть держава настолько от нас далека, надо плыть до края всей вселенной, чтоб в тумане увидеть ее берега, той страны расцветающей в славе нетленной. Там и множатся схожие с этим пернатые злые уроды, черт его знает какой мангусовой породы!
Субудай сжал увесистый кулак, его голос был подобен реву льва:
-И мы там будем! Выстроим могучие корабли и переплывем бушующие океаны - сквозь шторм, лед и пламя! Скоро весь мир ляжет под нас, сломаем затылки всем непокорным. Да и еще! Мне в предел надоели твои завыванья, будешь дальше гнусавить, получишь страданья!
. ГЛАВА Љ 4
Ведьма первая нарушила молчание, хотя была поражена не меньше ребят: