Батый пребывал в самом отвратительном расположении духа. Монголов снова разбили и унизили, и что обидно в ничтожного ишака превратили его родного брата.
-Я еще не придумал казни для Барыги, но если его поймаем, то изуверски истязаем! Моя жестокость останется в веках! Я буду писать историю кровью, выводя буквы ударами клинка, строчки шеренгами копий, а заглавные литеры рисунками стрел! И весь мир будет залит океанами крови, а из черепов своих врагов я возведу пирамиды в семь раз выше египетских!
Шаман Бэки яростно приплясывал, его завывания с каждым днем становились все громче и истеричнее. После падения Итиля и жестокой расправы учиненной монголами, кипчаки сильно устрашились, ужасаясь, трепеща перед страшными карами, они десятками тысяч прибывали в армию Батыя. В течение короткого времени джихангир сформировал, еще десять туменов. Там образом к Бухаре подошло четырехсоттысячное войско. Монголо-татар было двадцать раз больше чем защитников собравшихся в стенах древнего города. По Волге на массивных судах подвезли здоровенные катапульты, многоствольные баллисты, и мощнейшие тараны. Свежесрубленные корабли, сильно просели едва, не касаясь днищем илистого дна, полноводной реки. Десятки тысяч пригнанных рабов-бурлаков надрываясь в неистовом напряжении, тащили неподъемный груз. Всадники безжалостно лупили невольников плетьми, а тем, кто выбивался из сил, разрезали животы и ломали хребты, одичавшие псы и разжиревшие шакалы, доедали поверженных калек и павших рабов. Субудай с удовольствием наблюдал, как струятся многочисленные багряные ручейки, что бы легче было вытаскивать метательные машины, настилы под ними вымазали смесью крови и человеческого жира.
Через искусно вырезанную золотую заказанную в Багдаде трубу Булгарский царь Еримук с тревогой наблюдал за приготовлениями неисчислимой монгольской рати.
Татарские всадники с разбегу подлетали к стенам, пуская целые тучи длинных пропитанных зажженной смолою стрел, казалось, что налетает стальной в огненных волнах циклон. Хотя воины и прятались за широкими щитами и бойницами, при такой ковровой бомбардировке попадания неизбежны. Потери защитников все возрастали, помогающие защитникам женщины все чаще вытаскивали раненых.
-Я думаю, мы обречены, может лучше сдаться на милость победителя.
Робко просифонил дородный с широкой рыжей бородой боярин. Несмотря на жару, он был одет в соболиную шубу и парчу, жирное лицо под высокой бобровой шапкой заливал соленый пот.
-Не умную речь, брат ведешь, не и не может быть милости у вурдалаков ордынских! За правое дело, во имя спасителя господа Христа надлежит умереть нам!
Спокойным глубоким голосом изрек Православный митрополит Бухарский Ефистафий.
-Я бы предпочел победить! Ибо мудрость предков гласит - на Бога надейся, а меч заточи!
Булгарский царь Еримук крепкий детина, сорока лет небрежным движением поправил забрало. Царь нервничал, но сохранял полное внешнее спокойствие. А ведь свежа еще память, лет так пятнадцать назад осаждали Бухару ханы Субудай и Джебэ. Однако сильно потрепанные на Калке русскими войсками монголы не смогли взять Бухару, а во время дерзкой вылазки и вовсе были биты, позорно бежав, потеряв часть обоза. А вот недавно сам брат Батыя Шейбани был отлупцован и пленен. Размышления были грубо прерваны, из выкатившейся громадной катапульты вылетел крупный в две тонны весом валун, страшный удар поразил башню. Даже здесь на колокольни задрожал пол, настолько чувствительно было сотрясение.
-Царь, батюшка родимый разве ты не видишь, пора слать послов и молить о пощаде.
Еримук отмахнулся и дал приказ, лить кипящую смолу, на самых дерзких нукеров. В ответ в город вновь полетели тяжелые камни. Этим дело не ограничилось, в ход пошли бочки с зажигательной смесью. Каждое попадание вызывало пожары и взрывы, деревянные хибары горели как пучки соломы, каменные строения раскалялись и крошились. Несколько попаданий обрушило Православный храм, золотой купол сначала треснул, а затем, обвалившись, подгреб под себя несколько сотен отчаянно молящихся людей. Пожар быстро охватил весь город, к счастью в самом детинце были внушительные подземелья и тысячи беженцев нашли там приют.
Батый хмуро наблюдал за пожаром. Ему в голову пришла мысль, что все ценности этого града сгорят в огне, что быстрая смерть в пожаре не достаточно мучительна и месть за брата будет неполной. Сама по себе мысль, что его ближайший родич может вот так и погибнуть в бесноватом пламени, даже не пришла в голову. Впрочем, после такого унижения лучше и его и не видеть.
Чудовищные валуны, извергаемые из многоглавых механических драконов изготовленных по китайским чертежам, уже разрушили значительную часть двойной стены.
-Все, конец! Я повелеваю! На штурм и пускай монголы не спешат убивать тех, кто попал в плен, их муки будут ужасающи!
Субудай добавил.
-Кто приведет к нам живого царька Еримука, получит тысячу динаров!
Буро-рыжая река из ощетинившихся сталью и бронзой монголо-татар не преодолимым приливом потекла к пролому. Злая шаманка Керинкей-Задан, выпустила из скрюченных рук черный куб, взлетев в воздух, он разбух, и негромко взорвавшись, обратился в громадную стаю лиловато-сизых ворон.
-Воины крыльями рьяно машите, мышку-царька вы отыщите!
Нет, вам не скрыться, в щель на земле! Кровь будет литься, слава Сульдэ!
Переодевшись в простые воинские доспехи, Булгарский царь врубился в монгольский строй. Он уже понимал, что проиграл и хотел только одного, погибнуть в бою, умереть, держа в руках окровавленный меч, ощущая вокруг себя движение преданных воинов и сраженных врагов. Слышится храп и запах горячих коней, мелькают омерзительные монгольские рожи. Между ними проносятся и кипчаки, на фоне уродливых узкоглазых полу старушечьих лиц монгольской расы - эти традиционные враги православных выглядят милыми и человечными. Обходя кипчаков, царь врубился в ряды "Непобедимого" тумена. Закованные в броню массивные нукеры навалились на Еримука. Меч сломан и в руках царя, остро заточенная секира. Ярость, боль, кровь десятков тысяч убитых плывут перед глазами Булгарского князя. Он уже ничего не видит вокруг густой багровый туман, разрываемый зловещими тенями. Могучие удары секиры крушат, железный лес, разбрызгивая ядовитую кровь. Царь почти сошел с ума, на выезде он видел целые горки из детских и женских трупов. Одна из обгоревших девочек повернула к нему лицо и в ее изувеченном покрытом волдырями личике, он узнал свою младшую дочь Марфу. Бешенство дает волшебные силы, и самые могучие воины ложатся словно трава. Физиономия рассечена, кольчуга пробита, точат из живота стрелы, а рука продолжает подыматься и опускаться, разя противников. Угольно-черный ворон, посланный шаманкой, выцедил добычу и резко спикировал вниз, уже на рефлексе царь отклонился и рубанул мечом наглую птицу. Но остальные стервятники заметили жертву, поисковое заклинание сработало. И вот тысячи ворон сошлись в одну точку, образовав подобие птеродактиля. Сей крылатый монстр, вытянув дюжину острейших лап, и подхватил полумертвого царя Еримука. Поднятые исполинскими крыльями воздушные вихри посбивали на землю не одну сотню всадников.
-Добыча схвачена мой повелитель, наш пленник знатен!
Прогнусавил Бэки, протянув волосатую руку.
-Тебе заплачено! Дурной целитель и вымогатель!
Бату-хан уже с трудом терпел некогда любимого верховного шамана.
Булгары сражались отчаянно, даже женщины и малолетки подбирали оружие мужей и отцов, бросаясь на безжалостных насильников. Но как остановить прилив из раскаленной магмы, как сдержать торнадо из железа и похотливой плоти. Последним пал детинец, здесь монголам пришлось повозится. С большим трудом удалось прошибить стену, катапульты и тараны были громоздки, и было очень трудно их провезти по граду, залитому палящим заревом. Но вот нашлась подлая мразь из высшего руководства, боярин Седоткин тот самый, что уговаривал Еримука сдать город, указал монголам подземный ход. Проникнув вовнутрь, нукеры продолжили насилие и бесчинства. Слышался стук щитов и копий, звон клинков и сабель, крики убиваемых, стоны тяжело раненых. Битва в бесчисленных подземных переходах кипела еще целые сутки. Не одна сотня татар так и сгинула в подземельях, в узких коридорах и в хитрых ловушках. Джихангир грозно распорядился.