На фотографиях был Бен. Он лежал на сером столе — голый, посиневший, прикрытый белой тканью по грудь. К моему недоумению, несколько снимков демонстрировали шею Бена со всех сторон. Однако вместо кошмарной раны на ней была лишь поблекшая загорелая кожа.
— Здесь же… здесь же было всё разорвано… — с дрожью прошептал я, показывая пальцем на фотографию. — Здесь всё было разорвано, черт возьми! Стойте… А зачем его шею вообще сфотографировали?..
— Это было сделано по моей просьбе, которая, в свою очередь, опиралась на ваш занимательный рассказ, — бесстрастно пояснил Бальтасар.
— Этого просто не может быть… Это… — Я схватился за голову, не зная, чему верить. — Божья роса мне в глаза! Я знаю, как доказать правдивость своей версии! Хах! Знаю!
Бальтасар едва заметно пожевал нижнюю губу, не сводя с меня вежливого, но снисходительного взгляда.
— А вы спрашивали у пятой группы, кто у них был помощником экскурсовода? — жадно поинтересовался я. — Они вообще знают, как он должен выглядеть?
Бальтасар вымученно вздохнул и признался:
— Вот тут-то и кроется загвоздка, мистер Ржа-ной. Вся пятая группа утверждает, что именно высопровождали экскурсовода. Но это, как вы понимаете, просто невозможно.
— Во-от! Во-о-от! — возбужденно воскликнул я и победно махнул рукой. — Я же говорил, что это — правда! Выкусите! А то взяли все привычку: чуть что — сразу ищут отголоски балалаечной трели или следы пьяного медведя с клюквой!
— Настоящего помощника экскурсовода зовут Хосе Корасон, — сообщил Бальтасар, проигнорировав мои слова. — Экскурсии — его хлеб с самого детства. Только вот на этот раз он не был на выезде с группой пять. И он, и экскурсовод, и водитель, и остальной персонал — все они в один голос утверждают, что по какой-то причине проспали время сбора.
— Проспали свой «хлеб»? Всё верно: «проспал» — основа рабочего дня и залог уважения начальства, — философски сыронизировал я. — Вы сами-то в это верите?
— Помимо этого, от них поступило заявление о том, что была украдена их униформа. — И Бальтасар, вновь обмахнувшись фуражкой, поинтересовался: — Вы что-нибудь знаете об этом, мистер Ржа-ной?
— На что это вы так толсто намекаете? — нахмурился я, наблюдая за тем, как Бальтасар с сожалением смотрит на свой потемневший от пота головной убор.
— Что ж, спрошу прямо, хоть это ничего и не меняет, — сказал Бальтасар и отложил фуражку. — Обладаете ли вы какой-нибудь информацией о том, как вам удалось приехать к развалинам Сагзавы одновременно и на микроавтобусе с туристами, и на джипе со своим родственником?
— Это у вас от скрипа вентилятора такой юмор? — искренне удивился я. — Здесь вам что, дешевый сериал с кучей однояйцевых близнецов?! Я один в своем роде и яичек у меня пара — спасибо производителям! Просто та штука козлососная была моей копией!
— Стало быть, вы, помимо прочего, не знаете, как туристический транспорт вернулся обратно в Легаспи — без туристов и персонала экскурсии? — полюбопытствовал Бальтасар. — А также вы понятия не имеете, кто всё это время заменял в пятой группе рабочий персонал?
— Ну не я же один! — И я безразлично пожал плечами: — Трутни.
— Что ж, хорошо, — вежливо заключил Бальтасар. — Повторюсь: никаких обвинений вам предъявлено не будет.
— Да я вам сам такие обвинения накатаю! — обозленно бросил я, собираясь встать. — Полгода потом бумажками испражняться будете!
— Как это — накатаете? — не понял Бальтасар. — Это что-то из русских традиций, связанных с катанием на документах с горок?
— Не берите в голову, берите в плечи — шире будут. — И я снова откинулся на спинку стула.
Неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и к нам вбежал полицейский. Он наклонился к Бальтасару и что-то перепуганным шепотком сказал ему, едва не лизнув в ухо. Бальтасар тут же нервно вскочил, будто стул под ним дал ему строгого пинка, и стремительно выскочил из кабинета. Коллега Бальтасара, отдав мне честь, выбежал за ним следом.
— Да что происходит-то? — вяло протянул я и посмотрел на запотевавший пакет со стронгилодоном.
Я подвинул себе тарелочку с апельсином и меланхолично его съел. Апельсин был хорош: сочен, душист, сладок. Хмуро взглянув на бутылку с пальмовым вином, я отрешенно отхлебнул прямо из ее горлышка.
— Хорошие вы люди, американцы… — с сожалением сказал я Бену на фотографии и выпил еще. — Ничего, заберу тебя домой, похороню где-нибудь в красивом месте… Только бы ты чудачеств каких посмертных не учудил… Я-то и это, с цветком, не осилил…