— Стой! — сумел собраться мужчина. — Стой!
Мец уже собирался закрыть дверь, но, всё же, внял просьбе и остановился.
— Тут холодно… дай мне хоть одежду… я же в домашнем…
Молодой человек пожал плечами.
— С чего бы вдруг? Ты матушке уличной одежды не давал. Как сейчас помню, что обувь она успела покидать нам за дверь, а сама так и выскочила в одном домашнем тапке.
— Так не зима ж была!
Мец поднял бровь.
— Правда? Ты уверен?
— Да!
Молодой человек молчал. Разве что постарался поднять бровь ещё выше.
— Да, точно! — повторил отец.
— Точно?
Мужчина осёкся. Он опустил голову. Но вряд ли потому, что винился. А потому что не мог придумать новых аргументов. И потому, что ему сейчас было очень больно, и не орал он от этой боли лишь потому, что раненную ногу удачно отставил в сторону, а больную руку аккуратно укачивал здоровой.
Мец закрыл дверь.
Занятно. Папенька даже не помнил. А ведь тогда и правда была не зима.
Тогда была осень.
Бонус. Антарктидянка
1.
У кассы стояли две девушки. Они были похожи друг на друга, как домашние работы отличницы и носящего за ней в школу портфель двоечника. Обе высокие, стройные, с длинными чёрными шелковистыми волосами и манящими глазами цвета изумруда.
Не было в их внешности ни единого элемента, который можно было бы упрекнуть в том, что он не даёт возможности понять окружающим, насколько благородными дамами являются эти красавицы. Черты лица, кожа, линия губ — всё это не столько случайный выигрыш в генетической лотерее, сколько произведение искусства, родившееся под пальцами талантливого некромага с идеальным вкусом.
Дополняли вышеуказанное наряды. Ярко-красный и небесно-голубой. Больше напоминающие сценические костюмы, чем нечто, в чём мог додуматься выйти на улицу обыватель, пусть даже невероятно богатый.
Облик девушек находился на той самой грани, за которой заканчивается стремление к совершенству и начинается безвкусица. Но грань сию он не пересекал.
На фоне этих красавиц меркло всё.
Мерк безликий аэропорт, в котором южноафриканский колорит создавался исключительно повальной чернокожестью персонала, но не ощущался даже в рекламных плакатах и табличках, исправно дублирующих любые надписи на основных интернациональных языках.
Меркли снующие туда-сюда приезжие, уезжающие и провожающие. Обилие людей с белой и жёлтой кожей, стремящихся заработать на торговле и оказании услуг обитателям Антарктики наносило последний удар по жалким потугам данного места сохранить собственную уникальность.
Но бледнее всех рядом с красавицами смотрелся долговязый старик в огромных очках и в растянутой выцветшей футболке, что спрятав руки в карманах коричневых бридж пытался разгрызть разом две карамельки на палочках.
Но именно этот старик был единственным из присутствующих, кто имел право обращаться к девушкам максимально по-свойски.
— Да ладно тебе, Насть. Не видишь, что ли: перед тобой не человек сидит, а биоробот. Купи второй билет уже. У тебя что, денег мало? Так я могу накинуть. Мне будет даже приятно заплатить за девушку.
Красавица в красном, та, что стояла у кассы, прислонившись спиной к стене и скрестив руки, смерила собеседника недовольным взглядом.
— Это вопросъ принципа, Руфусъ, — ответила она. — Я не собираюсь сдаваться и позволять челяди диктовать мнѣ условія. Это просто унизительно!
Старик закатил глаза.
— Ты ведёшь себя, прямо как мелкая шляхта: у тех тоже самооценка настолько низкая, что их оскорбляет вообще всё на свете. Где твоё королевское достоинство? Купи второй билет.
Девушка отвернулась и надула щёчки.
— Не могу.
— Почему? Снова вопрос принципа?
— У меня всего одинъ паспортъ.
Руфус не мог не умилиться, глядя на подобное.
— Ути, бозетьки. Одинь паспорть. Ня двя теля.
— Личность-то у меня одна! — одновременно ответили обе версии Насти.
Так и было. Какое-то время назад, кажется, ещё в восьмидесятых, девушка решила в рамках эксперимента пожить на два тела. По первости это было довольно неудобно и в плюсы можно было занести только отсутствие необходимости в зеркале, возможность завсегда почесать спинку, да кое-какие дополнительные преференции во время постельных утех. Со временем же Настя научилась грамотно распределять нагрузку между двумя вычислительными центрами и уже больше не могла помыслить о том, чтобы жить по-старинке.
Собственно и сейчас, покуда одно из двух тел общалось с Руфусом, другое пыталось объяснить сидящей за кассой безмозглой обезьяне, как ей следует жить на этом свете.