Если была возможность втянуть в мировую войну лишнего участника, русская царевна не могла упустить её.
Тем более, что судя по недавней войне с Маньчжурией, о которую форгерийская родина Насти обломала зубки, Никки не разочарует тётушку. Он был достаточно горд и безрассуден, чтобы ввязаться в противостояние, для которого у него попросту не имелось материально-технической базы, и для которого требовалось впихнуть в логистические схемы, непривычные к подобным объёмам перевозимых техники и человеческого ресурса, невпихуемое. И это при том, что Маньчжурия к этой схватке была более, чем готова.
Вряд ли Никки за это недолгое время сильно поумнел. Глупый и гордый. Он выслушает историю о том, как Настя подговорила Египет к бунту против Стамбула. Он доверится могучей тётушке, столь красочно рассказывающей о мощи антарктидянина Руфуса Маллоя. Он разделит силы и направит их по разным направлениям.
И война затянется. День за днём. Месяц за месяцем. Год за годом. Люди будут убивать друг друга, а государства, поставившие казну на войну — нищать. Очень скоро они окажутся в ситуации, когда им потребуются деньги. И ячейка Насти получит наконец-таки тела в количестве, достаточном для проведения экспериментов по стабилизации вероятностей на регулярной основе.
Вуаль будет порвана. И перед антарктидянами откроется Новый Фронтир.
С новыми источниками праха.
Настя не скрывала мечтательной улыбки, уверенная, что фараон истолкует её по-своему.
И он истолковал.
— Для Египта будетъ честью помочь нашимъ сѣвернымъ друзьямъ съ морскими путями, — Птолемей улыбнулся холодной довольной улыбкой. — Это пойдетъ на пользу торговлѣ.
Антарктидянка нехотя оторвала руку от бедра Клеопатры и подняла строго палец.
— То дѣла будущаго. Далекаго будущаго. Но что насчетъ чего-то поближе? Мой племянникъ можетъ разсчитывать на то, что вашъ народъ также возьметъ въ руки оружіе и присоединится къ намъ въ этомъ богоугодномъ дѣлѣ?
Улыбка фараона стала чуть более холодной. Теперь она выглядела натянутой.
Птолемей не хотел давать чересчур уж рискованных обещаний. Однако обстановка, в которой шла беседа, обязывала.
— Въ нашемъ народѣ давно царятъ націоналистическіе настроенія. Однако его нельзя упрекнуть въ невѣрности сюзерену.
Настя подняла бровь.
— А кто сюзеренъ вашему народу? Фараонъ али султанъ?
— Народу виднѣй, — кровожадная улыбка на губах собеседника не оставляла сомнений в том, какой именно смысл вкладывает сию обтекаемую формулировку.
Однако пламени в глазах и сердце Птолемея было недостаточно. Царевна вздохнула, закатила очи и поднялась на ноги. Одним телом. Второе всё ещё лежало в обнимку с Клеопатрой и благодушно принимало угощение у неё из рук.
Настя стремительным твёрдым шагом подошла к широкому окну дворца, укрытому лёгкими прозрачными занавесками, и раскинула руки в стороны.
— О, племя раболѣпное!
Она опёрлась на подоконник и, выдержав паузу, продолжила.
— Ладно. Разъ вести подобные разговоры для васъ тяжко, давайте поговоримъ о томъ, что вамъ было бы пріятнѣй. Кажется, вы упоминали, что неравнодушны къ торговлѣ и были бы счастливы поторговать немного съ Россійской Имперіей. А какъ насчетъ Антарктиды?
Птолемей тотчас же вбодрился. Подобрался, чуть подался вперёд. Не хватало ещё, чтобы он ручки потёр, как стереотипный скупердяй, уха которого коснулись речи о наживе.
— Это эксклюзивное предложеніе?
Настя фыркнула.
— Разумѣется, нѣтъ. Однако вы услышите его въ числѣ первыхъ. Южному Полюсу нуженъ прахъ. Много-много-много праха. За цѣной не постоимъ.
Брови собеседника поползли вверх. Похоже, он начал о чём-то догадываться. Однако, даже если и так, это не имело никакого значения.
Глас выгоды громче любого другого.
— Въ такіе моменты я даже жалѣю о томъ, что въ Форгеріи принято мумифицировать только благородныхъ.
Настя кивнула.
— Да. Въ мірѣ, откуда я родомъ, каждый египтянинъ былъ готовъ раскошелиться на данную процедуру.
Фараон задумчиво закрыл глаза и откинул голову назад. В этот момент он выглядел весьма внушительно. Отрешившись от мелочной ревности, тут же вернул себе стать, положенную правителю, пусть даже и лишённого суверенитета, не заслужившего права отметиться на картах, но государства.
В этот момент у Насти мелькнула мысль о том, что именование «фараоном» для Птолемея может вскорости стать чем-то большим, чем просто красивой традицией.
Наконец, мужчина поднялся с места. Он неторопливо ступал к окну, заведя руки за спину. Шаги маленькие, взгляд направлен в пол, но это было не столько неуверенностью, сколько способом выиграть немного времени на измышления.