Тройняшки усмехнулись. Как-то не очень весело. Даже чересчур старательно.
Они словно бы усилием воли пытались прогнать дурные мысли, изменить саму реальность могуществом чистого желания и детской невинности. Словно бы если не замечать беды, то и она не сможет заметить их самих.
Вот уже Сарка упорно трёт глазюки, улыбаясь настолько широко, насколько это было физически возможно. Вот Даска скалится во все зубы. Пусть выглядит это скорей агрессивно, чем весело, но попытка засчитана.
Лучше всех получалось, конечно же, у Радки. Она лучше остальных сестрёнок всегда перевоплощалась на сцене.
Мец покачал головой.
— Ладно. Пойдёмте. Мы достаточно долго гуляли. Думаю, он уже вернулся домой.
— Гуляли, как же? — проворчала Радка. — Ты нас заставил уроки делать.
Молодой человек пожал плечами.
— Нужно было как-то время убить.
Сестричка наставительно подняла пальчик.
— Вот-вот! Убить! А ты что сделал? Заставил нас провести его с пользой!
— Тоже мне, специалист по убийствам, — поддакнула дрогнувшим голоском Сарка.
— Бездарность! — возмущённо выкрикнула Даска.
Мец закатил глаза и махнул рукой.
— Хорошо. Как скажете. В убийствах я не разбираюсь. Не то, что вы.
Он решительно шагнул на ступеньку выше.
— Пойдёмте уже. У нас есть ещё одно незаконченное дело.
4.
Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным.
На самом деле, многое в этом — и в любом другом — мире требует холодной головы. Но месть в данном вопросе занимает особое место. Ведь есть великое множество причин, почему бурлящая кровь может всё испортить.
Она слепит.
Она препятствует попыткам смотреть в будущее.
Она толкает делать глупости.
Она не позволяет грамотно оценивать меру наказания.
Но самое главное: она мешает в полной мере насладиться актом возмездия.
Именно поэтому Мец удерживал в узде желание с ходу наброситься на отца с кулаками. Или же начать разговор сразу с оскорблений, с приказа выметаться прочь. Без вещей. Как некогда тот сам велел выметаться матери.
Даже улыбка не коснулась губ бывшего самурая.
Хотя… отчего же бывшего? Разве у юного пана Праведного не два меча на перевязи? Право слово, даже сестрички это отметили, а он сам? Настолько привык считать себя бывшим, что став “нынешним” не сумел это осознать в должной мере?
Молодой человек снял оружие с пояса и поставил в угол коридора, за старым велосипедом. Не хотелось бы раньше времени привлечь внимание отца к изменившимся обстоятельствам.
Мецу хотелось, чтобы старший пан Праведный ощущал себя вольготно. Чтобы падение его ощущалось болезненней.
Новоявленный студент-некромаг и сестричкам велел помалкивать, да только их моськи были уж больно красноречивы. Но с этим ничего не поделать. Не мог он запретить тройняшкам стать свидетелями падения кухонного тирана.
И, всё же, голова самурая была не столь холодна, как он полагал. Иначе как могло так получиться, что он, войдя в дом, совершенно забыл о том, что матушка не видела его уже давно. И что радость её будет чересчур уж выразительной.
До слёз.
До горючих, потоками, слёз.
— Мец… Мецик… где же ты был? Не звонил даже… твой телефон не отвечал…
Молодой человек мягко обнял родительницу и аккуратно погладил ту по плечу.
— Но я же вернулся, — ласково сказал он. — Я не мог вернуться раньше.
Ложь. Мог. Но ему было слишком стыдно.
— Ты мог позвонить…
И в этот момент с кухни раздался уверенный, слегка тягучий бас.
— Да шлялся он не пойми где со своими дружками! Как только в подворотне не сдох?!
Эти грубые слова задели не Меца. Они задели его мать. Из глаз женщины слёзы потекли уже не в два ручья, а в две реки. И вот от этого молодому человеку стало больно.
От этого, да от сизого кровоподтёка под левой скулой родительницы.
Самурай слепо пошарил левой рукой за велосипедами, нащупал рукоятку костяного меча и сжал её. Пальцами же правой он мягко коснулся пятна, уродовавшего лицо женщины, сплетая заклинание регенерации.
— Каждый судит по себе, мама. Когда он отсутствует, то именно по этой причине. Я тебе объясню всё позже. А пока…
Молодой человек склонил голову на бок, оценивая результат своих колдовских трудов. Внешне выходило не очень. Всё же, ускоренная регенерация не устраняла проблемы мгновенно. Следовало проверить ещё через полчаса.
— Приляг. Поспи.
— Но…
— Мужчинам нужно решить мужские вопросы. Женщине там не место.
Твёрдым жестом он отстранил от себя матушку и слегка толкнул её в сторону комнаты. Она как раз должна была в ближайшее время ощутить усталость от того, что организм исцелялся в усиленном режиме. Если, конечно, других причин для усталости у неё не имелось.
— Где ты там застрял, щенок неблагодарный?! Не отвлекай уже мать от работы!
Мец ещё пару секунд внимательно смотрел на родительницу, дабы убедиться, что та всё поняла, и не полезет в ближайшее время на кухню.
Жаль, что мама, в отличие от тройняшек, услышав звуки ссоры, найдёт лишь поводы для волнения, а не для радости. Как и младший брат. Хотя ему, пожалуй, к шумным вечерам не привыкать. Небось уже научился их игнорировать.
Затем Мец решительно зашагал в сторону кухни.
Там молодого человека ждал он.
Великовозрастное ничтожество, которое никогда не думало о будущем.
Ни в этой жизни, ни в предыдущей.
Ему было всего сорок, а уже весь обрюзг. Одрях. Уже заимел проблемы со здоровьем, но и не подумал меньше пить. Точнее, подумал… но быстро передумал. А как приходили заслуженные боли, так лишний раз срывался на окружающих.
Мужчина небрежно глотнул пивка, после чего решительно стукнул бутылкой по столу.
— Что? Чудом тебя пронесло, революционер-самоучка?
— Чудом, — согласился Мец.
Ему самому казалось, что голос звучит чересчур бодро и весело. Однако молодой человек знал, что данное ощущение обманчиво. На деле речь была столь же спокойна, холодна и отрешена, сколь и обычно.
— Ещё мне что-то высказывает, щенок, хотя сам всю семью подставляет, — мужчина поднялся со стула и чуть отвёл руку с бутылкой чуть назад.
Мец видел, как сильно бате хочется влепить сыну по голове. Желательно, чем-нибудь тяжёлым или стеклянным. Но он знал, что нельзя. Что молодая поросль в долгу не останется. Что пакт о ненападении действует лишь покуда оба его соблюдают.
Самурай молчал. И отсутствие ответа воодушевляло Праведного-старшего.
— Сказать нечего, да? Что, захлебнулась ваша революция? — мужчине шутка отчего-то показалась дико смешной, потому обличительная речь прервалась на противный мерзкий гогот. — Сколько там ваших побили?
И в этот момент до Меца начало доходить.
Он прищурился.
— Дай угадаю, ты меня сдал?
Веселье мигом сошло на нет. Не хватало только скрипа патефонной иглы по пластинке.
Не умел Праведный-старший держать себя в руках. И вот теперь спешно пытался отвести подозрения сына, опасаясь, что тот поспешит воздать “заложившему” его отцу.
— Это было бы правильно, конечно. Особенно, когда начались все эти случаи со “Сметаной” и той больничкой, — речи мужчины были сбивчивыми и торопливыми. — Но мы же семья, Мец. Как ты мог такое подумать? Я же о семье забочусь. Вы, дармоеды, вообще живы, потому что я кормлю вас.
Молодой человек улыбнулся. Тепло. Дружелюбно. И как же это выражение лица контрастировало с холодным злым взглядом зелёных, словно два глубоких болота, глаз.
Самурай хлопнул отца по плечу.
— Я понимаю твою точку зрения… понимаю… просто я с ней не согласен, — процитировал Мец сенсея.
— Что? Ты бы на моём месте сдал? — непонимающе и взволнованно спросил мужчина.
Сын поднял брови.
— А я и сдал. Более того, я бился бок о бок с Лешей. В “Сметане”. И в больничке тоже. Я теперь герой. Не революционер, а секретный сотрудник. Не преступник-самоучка, а первокурсник УСиМ.
Мец запихнул руку в карман, вытащил оттуда довольно толстую стопку злотых и небрежно плюхнул её на стол.