Ведь его сдержанность позволила ей вновь взять чувства под подобие контроля. Броня уже успела понять, что полное подавление чувств сыграет с ней злую шутку и рано или поздно приведёт к очередному “взрыву”, что выпустит на волю божественную сущность Лешей. А потому некромагичка решила попробовать иную тактику: позволить себе выпускать эмоции сравнительно малыми порциями, контролируя давление в умозрительном паровом котле. Гнев не загонялся под ковёр, не запирался. Лишь отодвигался на второй план, пока разум работал над определённой задачей.
В этом не было ничего кардинально нового. Именно таким образом Лешая сохраняла подобие рассудка каждый раз, когда не справлялась с потоком чувств ранее. Уже знакомое “тоннельное зрение” и рассинхронизация манеры тела двигаться, да громкий визг трудящихся над поиском решений шестерёнок в голове. Разве что не было той ряби, что всегда стремилась от границы восприятия к центру поля зрения в своих попытках полностью отрезать девушку от возможности воспринимать реальность. Это кстати создавало обманчивое ощущение прозрения, чистого разума, какое бывает при определённых формах опьянения.
Носик синеглазки шумно втянул воздух. Возможно даже достаточно шумно, чтобы это было слышно даже сквозь вой злого, почти ураганного ветра. А быть может мозг сам подставил сей звук, будучи непривычным к тому, что столь нарочито глубокий вдох оказался неслышимым.
Затем Броня слегка повернула голову и скосила взгляд на небо.
— Вы это чуете? Этот запах? Горько-сладкий аромат, словно бы я оказалась в месте, где разом растут османтус и полынь.
Звучало это довольно безумно. На данный эффект играло всё, от особенных интонаций и манеры двигаться, рождённых гневом не подавленным, но лишь отодвинутым на второй план, до чересчур уж резкой смены темы. Но, как ни парадоксально, не было в этом безумия. Лишь вдумчивый анализ данных, поступающих со всех органов чувств.
Жаклин и Виктор переглянулись. Но если француженка лишь недоумённо скуксилась, сосредоточившись на том, чтобы уберечь волосы рукой с зажатой в ней державой от попыток упасть на лицо и помешать увидеть признаки возможного предстоящего боя, то некромаг задумчиво прикрыл глаза, словно бы забыв об угрозе атаки со стороны Меца, и втянул воздух носом, подражая Лешей.
— Это пахнет грехопадением и кровопролитием, — заключил он и, вновь подняв веки, вперил взор в лик слечны Глашек. — Но откуда сей запах? Не ветер принёс его. Это сам запах породил порыв.
Синие очи девушки тем временем уже рыскали по округе. Их взор скользнул по фигуре современного рыцаря с ленсом, что стоял на одной из соседних крыш и внимательно смотрел вниз. Затем Броня вновь изучила структуру рядов оцепления, оценила расположение постов близь жилых домов, отметила спешащие к неоправданно тихому полю грядущего боя машины полиции и фургоны “Стит”.
Наконец взгляд девушки остановился на железной дороге.
Отсюда, с высоты несуществующего десятого этажа девятиэтажки, можно было разглядеть приближающийся издалека пассажирский поезд.
— Я знаю, откуда так несёт, — кривая усмешка была разом и злой, и грустной. — Вик, подбрось меня. Сейчас прольётся чья-то кровушка.
4.
Где-то слева и чуть позади полыхнула вспышка пламени, выжигающего разом целую стаю мух. По крайней мере, Даркен предполагал, что это мухи. Они жужжали, как мухи, были маленькие чёрненькие крылатые и летали. А ещё горели в пламени ровнёхонько, как настоящие мухи. Однако, учитывая, что эти твари являлись порождением безвкусного чужеродного гения, при ближайшем рассмотрении они вполне могли оказаться и монохромными шмелями, и вовсе ненасекомовидными созданиями.
Однако некромагу некогда было ловить летучую мелочь и изучать её под микроскопом: всё его время и внимание занимало исследование вопроса, как эффективней бить иной вид тварей. Тех, что внезапно начали стремительно развиваться в телах как уже убитых, так и ещё живых работников клуба, самым наглым образом отнимая у тех кости и нервные ткани.
Конечно, у Гало имелся один способ, эффективность которого было сложно отрицать. Громила просто и без изысков наносил точечные мощные удары прямиком в грудину жертвам мутации: именно в этой точке тела и начинал своё развитие паразитный зародыш. Будучи ещё маленькими, создания оказывались не способны пережить столь сокрушительную атаку и либо погибали сразу же, либо получали повреждения, что не излечивались даже к концу мутаций, из-за чего, даже после завершения превращения так и оставались лежать на полах нежизнеспособной истекающей кислотой и сукровицей биомассой, слегка подёргиваясь в ритме неведомым образом вновь включившейся музыки.
У Даркена подход к бою был иным. Он не столько пытался поразить врага, сколько торопился отсечь каждому из тел ту или иную “незаражённую” конечность и броситься ей в сторону отступающих боевиков из числа челяди, от оружия которых в изменившейся обстановке не было никакого проку. И хоть попытка вояк ретироваться и являлась не только логичным шагом, но ещё и прямым следствием приказа самого пана Маллоя, выглядело это донельзя комично: толпа мужиков трусливо пряталась за хрупкой спиной девушки.
И не столь важно, что доспехи девушки заметно отличались от брони челяди в сторону качества. Да и мастерство, коим некромагичка отбрасывала взмахами волшебной палочки от себя стремительно мутирующих и рыгающих кислотой перепуганных людей, да выжигала потоками пламени и огненными шарами стаи мух, вырывающихся из набухающих на глазах животов тех бедолаг, что всё это время были живыми инкубаторами, сами того не зная, было несколько повыше среднего. Но Даркену не удавалось просто вот так, с ходу, забыть привычки все прошлой жизни, и воспринимать картину происходящего без доли иронии.
Тем более, что ирония и юмор помогали ему отвлечься и не воспринимать ужас ситуации полном объёме. Не тонуть в сочувствии к тем, в чьих телах вдруг начали происходить болезненные и пугающие изменения. Или просто пугающие. Сложно было в этой суматохе понять, что именно толкало этих бедолаг совершать те неосмысленные действия, что они совершали. Но разве кто-то мог бы винить несчастных в их тщетных попытках сбежать от злого рока? Пусть даже сбежать физически, перебирая ножками. Сбежать от того, что происходило внутри них.
Даркен ограждался от излишнего сочувствия чёрным юмором и постановкой пред собой специфических задач. Помимо коллекционирования конечностей жертв для последующего оживления, молодой человек концентрировался на экспериментах с методами умерщвления этих мутантных тварей. И, да, несмотря на специфическую ситуацию, требующую от “номера один” постоянного перемещения, уклонения и размахивания оружием, это был не столько бой, сколько исследование: Гало и Айярра неплохо справлялись с уменьшением поголовья тварей, так что, сын рода Маллой вполне мог сосредоточиться на собственных хотелках.
Впрочем, хотелки эти были пользительными. Где-то на третьем-четвёртом эксперименте “номер один” подобрал контур, который позволял рассекать крепкий специфический панцирь чудовищ, словно бы его и не было вовсе. Конечно, было бы логичней протестировать заготовки нужного заклинания ещё в морге, когда убитая Броней тварина во время экспериментов была неподвижна в силу своего решения преждевременно прекратить функционирование, но тогда голову Маллоя-младшего занимали несколько иные мысли, а когда он уже набросал формулы в компиляторе, до штурма оставалось не очень-то много времени, и ехать к месту хранения останков мутанта было уже не с руки. Вот и приходилось спешно навёрстывать упущенное “на лету”.
Благо, Дарк был из тех оболтусов, что завсегда компенсировали проблемы с дисциплинированностью острым умом, изворотливостью и смекалочкой.
Сражение закончилось так же быстро, как и началось. Ни одному из мутантных существ не удалось перейти в боевую форму, сохранив при этом целостность жизненно важных органов, из-за чего опасность сейчас представляли не они, а переизбыток кислоты, которая, хоть и не была способна повредить спешно зачарованным доспехам и оружию некромагов, но изрядно попортила полы, оставив в них растущие на глазах дыры, в некоторые из которых уже начали проваливаться кусочки убитых тварин.