Даже если суд и состоится, занудка отделается лишь лёгким испугом: правитель Богемии умел ценить лояльных людей.
Таковы были мысли “номера один”, но вот у аналитика выкладки явно были несколько иными, потому как её неоново-розовые очи взирали на начальника, как на распоследнего идиота.
— У рода Маллой много врагов, которые с удовольствием воспользуются возможностью нам насолить.
— О! Ты сказала “нам”! — обрадовался Дарк.
Последние слова ректорского сына заставили ёжика густо покраснеть и отвести взгляд.
— Да, сказала. Я много чего сказала, но твоё внимание привлекло только это.
— Потому что всё остальное моего внимания не стоит, — усмехнулся молодой человек, после чего небрежно откинул одеяло и двинулся в сторону шкафа, где на одной из полок расположилась стопка с одеяниями. — Но ты молодец, что показала это видео мне. Важно не то, что причины для беспокойства на самом деле не имелось, а то, что она могла быть.
— О, Семеро, Дарк! Ты что, без исподнего спишь?!
— Ну, да, — удивлённо обернулся “номер один” через плечо. — Чему ты удивляешься? Разве в прошлые разы было иначе?
— В прошлые разы с тобой была я и у тебя были причины для подобного! — возмутилась цундерка. — Уважительные причины, хочу заметить! А сейчас-то чем оно мотивировано?!
— Ничем, — хохотнул молодой человек. — Это ничем не мотивированная прогулка с голыми ягодицами под луной, которую так любят режиссёры.
— Во-первых, мы находимся в помещении, куда не проникает лунный свет, — решила позанудствовать аналитик. — А во-вторых… разве ты герой кино, а не книги?
Дарк развёл руками.
— Ну, я же клёвый! Вполне возможно, что мы-таки доросли уже до экранизации!
2.
Дождь.
Тяжёлые капли хтонически холодной, но недостаточно, чтобы обратиться в снег или град, воды. Они неслись с небес, поддавшись силе земного притяжения и с гулким стуком разбивались об асфальт, ветки деревьев и жестяные подоконники.
Вниз. Строго вниз. Ведь не наблюдалось и малейшего дуновения ветра, который мог бы повелеть серебристым дождинкам отклониться хоть немного в сторону.
Не получалось сказать, что капелек много. Этому дождю было далеко до практически сплошной стены воды, что смывала грязь в Коваче в злополучный день, когда Броня окончательно рассталась со своей человеческой природой и приняла статус божества. Однако Лешая предпочла бы выйти под тот злой ливень, нежели поймать воротом хотя бы одну капельку сего облачённого в оболочку из монооксида дигидрогена концентрированного хлада.
В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит.
А Броня была хорошей хозяйкой, а потому и вступила в бой с неподатливыми ручками больничных окон, чтобы пустить в коридоры черновласую человекоглавую птицу, что простучав по линолеуму когтями, тут же принялась отряхиваться, избавляя оперение от хтонически холодной влаги.
Едва лишь оказавшись в тепле, витра тут же принялась причитать приятным глубоким контральто.
— Ох! Я даже думать не хочу, что должно быть на душе божества, чтобы вот так погоду испортить. Разве не всё идёт по её плану?
Броня не торопилась с ответом. Она пыталась вернуть оконную створку на исходную позицию, но та категорически отказывалась вновь отсекать обитателей больничного коридора от той дурнины, что нынче властвовала на улице
Зато слово взяла Роя, что поспешила покинуть уютное обиталище за пазухой хозяйки и скользнула на пол, ришительно занимая позицию меж Броней и этой крылатой вторженкой.
— Ш-ш-шсы-ы-ы-ысы, — протянула угрожающе хладнокровная охранительница Лешей.
— У-у-ух, ты! — весёлый звонкий выкрик Гиацинт возвестил о том, что сестрёнка Даркена отвлеклась от изучения выложенных Броней схем управления дриадой и полностью переключила всё своё внимание на красивую человекоглавую птицу. — Я всё решила! Хочу себе такую же прелесть!
Тем временем слечна Глашек разобралась в причинах оконного бунта: старые петли перекосило и теперь, чтобы закрыть створку, следовало её немного приподнять и удерживать в данном состоянии, пока не удастся зафиксировать ручку в нужном положении. Покончив с преградой из стекла и древесины, что была призвана защищать обитателей больницы от капризов погоды, девушка обернулась через плечо.
Гиацинт уже сидела на корточках пред пернатой вторженкой и осторожно тянула руку к её длинным чёрным волосам, желая коснуться прекрасного в прямом и переносном смысле.
— Броня! — обратилась дочь рода Маллой к названной сестрице. — Как ты думаешь, а чья голова легла в основу этой красоты? У этой милахи изначально человеческая личность?
— Если бы ответственной за создание витры была я, то основой личности для вестницы смерти стал бы призрак невинно убиенной, — отозвалась Лешая. — А вот голову мне бы пожертвовала какая-нибудь самоубийца.
Синеглазка перевела взгляд с ластящейся к Гиа под присмотром недовольной Роечки витры на унылую обстановочку больничного коридора. Здесь, в целом, было мало движения. Полтора рабочих кабинета, и то, обитавшие там врачи предпочитали держаться подальше от некромагичек и их свиты, обсуждавших что-то совсем нехорошее и замолкавших, стоило лишь кому-то оказаться слишком близко к месту заседания их кружка по интересам.
Большая часть сопровождения Брони и её названной сестрички разошлась по округе, занятая в подготовке обороны этого и иных ближайших строений. Они лично встречались с местной охраной, лекарями-некромагами и не привлекающими внимания жестами всаживали зачарованные особым образом шипы в стены, надеясь покрыть как можно большую площадь.
В непосредственной близости от Лешей и дочери рода Маллой находились только камеристка последней, ехидная брюнетка Люцина, да одна из телохранительниц юной госпожи, сребровласая небогатая некромагичка с прекрасной фамилией Тоска. И, конечно же, Мец Праведный, которому не следовало до легализации далеко отходить от вступившейся за него слечны Глашек.
Самоучке, кстати, явно не нравилось присутствие витры и особенно то внимание, которого удостаивалась человекоглавая птица, но возмущаться вслух бывший самурай не решался, предпочитая не нервировать благодетельницу.
Впрочем, Гиацинт не замечала недовольства пана Праведного: она была поглощена ластящейся к ней символике близкой мучительной смерти.
— Ой, какая милота! Ты же сделаешь мне такую, верно?!
— Эту заберёшь себе, — хмыкнула Лешая. — Ты знаешь, с каким пиететом я отношусь к посмертию. Да и вы обе, я так посмотрю, довольно недурно ладите.
— Забрать? — удивилась первокурсница, тем не менее, осторожненько поддодвигаясь к очаровательной витрочке. — Таких диких животинок не бывает: её кто-то сделал. И этот кто-то — некромаг.
Броня брезгливо поморщилась..
— Этот кто-то — моя нелегальная копия, которую я сотру до последнего воспоминания, до мимолётнейшей мысли. Так что, чисто технически, я являюсь хозяйкой той зверушки, которая тебе так приглянулась, и я вправе дарить её тебе.
Роечка тем временем приблизилась к пернатой гостье на расстояние одного броска, вынуждая последнюю встать в боевую позицию и слегка раскрыть крылья, чтобы казаться больше. Но схватке не суждено было состояться: обрадованная Гиацинт схватила человекоглавую птицу в охапку и шустро выпрямилась, прильнув щёчкой к виску щедрого подарка Лешей.
— Ой, какая ты холодная! — взвизгнула юная дворянка. — И чёрная! Как цветок Морозника Восточного. Так и назову тебя: Морозница.
— Но меня звали Мортиша — вестница смерти! — ошарашенно пробормотало свежее приобретение дочери рода Маллой. — Я — символ кровавой революции!
— Фи! Какая безвкусица! — небрежно фыркнула Гиацинт. — Столько дешёвого пафоса! Настолько эджево, что я боюсь порезаться! Нет-нет-нет! Ты — Морозница! Красивая, мягенькая! И будешь жить в тепле и уюте, питаться досыта самыми вкусными яствами, какие только может себе позволить род Маллоев, а не ловить крыс под ледяным дождём.
Витра на несколько секунд задумалась, а затем заговорила приторно сладким голосочком.