3.
Для сдерживания мутантской угрозы нельзя было придумать сценария лучше, чем агрегация всех имеющихся ресурсов в рамках данной операции. Недопустимо допустить бегства хотя бы одного членистоногого урода. Даже без поддержки роя эта мразь была способна учинить самую настоящую резню: а ведь Броне уже стало понятно, что без попыток дозвониться до пана ректора с просьбой субсидировать потенциальную невестку для последующей передачи денежных средств в фонд “восстановления пострадавшей челяди из обрывков плоти” вряд ли получится обойтись.
Ну не имелось у Лешей лишних денег. Она ведь сама до сих пор жила в недостроенном храме. Покамест доходы с порушенного Ковача, Хотски и Гобоя вообще не впечатляли.
Иными словами, у Брони просто не имелось иного выбора, кроме как пригнать всех доступных некромагов ко второму корпусу для контроля за популяцией членистоногих. Пригнать их, а затем передать бразды правления Гиацинт, объяснив ей все детали плана. Всё равно в вопросе открытого сражения младшая сестричка Даркена зело бесполезна, а вот раздать указявки ей будет под силу.
А что сама слечна Глашек?
А она уверенно шла по направлению в зданию, где засел Сковронский со своими подчинёнными. Броня не рассчитывала победить. Ей было нужно лишь задержать того достаточно надолго, чтобы успело прибыть подкрепление, перебить всех членистоногих курв, а затем перекинуться на последнюю из имеющихся проблем.
В конце концов, у Лешей ведь даже не имелось необходимости выжить в результате этого столкновения. Всего несколько часов назад она уже отдала парочку своих пальцев на хранение доверенным лицам. И пусть умирать было страшно, но… разве ей это впервой? Просто погаснет сознание. Не останется больше страхов и боли. И где-то в другом месте восстанет резервная копия слечны Глашек.
А если уж совсем повезёт, то подчинённые роду Маллой некромаги заполучат останки той самой Брони, что сейчас шла заговаривать зубы старому прожжёному дворянину, имевшему все причины ненавидеть её лично. Тогда и смерть будет лишь временным неудобством, как и предшествующая ей агония.
Это всяко было лучше, чем принимать свою неспособность контролировать ситуацию должным образом. Или смотреть, как скатывается любимая тобой видеоигровая франшиза под гнётом толерантной повесточки, слившейся в страстном поцелуе с результатами жизнедеятельности нанятых по квотам геймдизайнеров.
Это всё вопрос приоритетов. А слечна Глашек со своими приоритетами определилась уже давно.
Синие очи некромагички внимательно следили за перемещениями противника. Лешая собирала всю доступную ей информацию: как ту, которую можно получить, подключаясь к псевдоглазам дриад, так и ту, что была доступна любому, кто достаточно тщательно изучал игры света и тени в окнах шестого корпуса.
По имеющимся у слечны Глашек данным у Сковронского с собой было около четырёх бойцов. Оружие тех из них, кого Броне удалось разглядеть, указывало на то, что они являлись самоучками из тех, кого подобрал Ганнибал. Это позволяло предположить, что все они были куда менее опасны, чем их босс. И, в теории, если Лешая сумеет одним ударом дриады устранить бывшего шляхтича, то с оставшимися фронтовцами уже можно будет потягаться. Жаль лишь, что Рояль к ним тайно подослать вряд ли получится: уж больно изумрудная шкурка змейки выделялась на фоне белого снега и потемневшего мокрого асфальта.
Броня шла в ловушку. Она это отлично понимала. Сковронский это отлично понимал. Возможно, он не осознавал, по каким причинам слечна Глашек столь целенаправленно топает в мышеловку, но не быть в курсе собственного преимущества этот прожжённый вояка не мог.
Девушка подошла к дверям, коснулась ладонью отполированной касаниями множества посетителей и врачей деревянной ручки, а затем, выдохнув, потянула ту на себя, после чего решительно вошла в фойе.
Освещение здесь было отвратительным. И Форд бы с ними с выключенными продолговатыми потолочными лампами, так ведь возникало ощущение, будто бы небесное светило отказывалось заглядывать в окна этого здания, из-за чего внутри царил серый полумрак, к которому синим очам некромагички ещё требовалось привыкнуть.
Вся свита Сковронского куда-то запропастилась. По имеющимся у Брони косвенным данным и тактическим выкладкам можно было предположить, что они заняли места вне поля зрения по обе стороны от гостьи, чтобы иметь возможность атаковать в любую секунду, едва лишь начальство неудачно поперхнётся.
Само же начальство стояло у стеночки ровно напротив входа, скрестив могучие руки на широкой груди. Бывший дворянин выглядел внушительно в этом своём костюме и маске лучадора. Совсем как один хорошо известный девушке выдуманный злодей, предпочитавший схожий стиль в одежде.
Стоило особенно отметить, что Роечка демонстрировала особенное беспокойство относительно пана Сковронского: натасканная ощущать особо мощные отклонения в магии, та ощущала в последнем нечто, что заставляло её волноваться и готовиться к ожесточённой схватке. Схожим образом змейка елозила, когда ощущала рядом мутантов Ганнибала.
— Удивительно видеть тебя здесь, синеглазенькая… — некромаг удивлённо вздёрнул бровь. — О! А что с глазочком-то правым? Неужто Гансу-таки удалось ранить саму Лешую?
Броня демонстративно закатила здоровое око к потолку, скрещивая руки на груди аналогично тому, как это сделал собеседник.
— Эта-то бездарность? Ты ведь отлично знаешь, что нет, Киллбейн, иначе пошёл бы с ним, чтобы меня добить. У меня теперь всегда глаз закатывается, когда я касаюсь божественной силы.
— Киллбейн? — мужчина решил проигнорировать упоминание божественной силы, зацепившись за прозвище.
— Ну не Сковронским же тебя звать? Ты лишился права на это имя. Само твоё существование более незаконно. А звать тебя как-то надо. Я поглядела на твой косплей и решила, что ты подражаешь именно этому парню, разве нет?
Некромаг рассмеялся тихим басовитым смехом. Броня бы его назвала даже раскатистым, несмотря на то, что слово “раскат” обычно ассоциируется с чем-то крайне громким. Тем не менее, низкий голос бывшего дворянина почти что ощущался физически, словно бы каждый смешок касался кожи, раздражённой промокшей в холодной воде одеждой.
— Я никому не подражаю уже давно, — ответил он. — Не в одежде, по крайней мере. В личных качествах, в тяге к успеху, да, но подражать кому-то в одежде… это довольно глупо.
— Я всё равно буду звать тебя Киллбейном, потому что могу, — пожала плечами Броня. — Ты же не обидишься и будешь столь великодушен, чтобы ответить на мой вопрос?
— Почему бы и нет? — повторил мужчина жест собеседницы.
— В конце нашей последней встречи ты с особым восхищением говорил про Ганнибала. Но сейчас, когда тот инициировал операцию, не предпринимаешь никаких попыток помочь своему сюзерену. Отчего же так?
— Ну, тут всё довольно просто, — развёл руками мужчина. — Правда, понять это будет сложно, пока ты, девочка, не осознаешь, что мы с тобой никогда не пересекались.
Девушка усмехнулась.
— Так вот откуда взялась та ирония, когда ты называл меня Лешей. Стоило появиться на горизонте кому-то более могущественному, чем Ганнибал, как ты радостно и с улюлюканьем побежал под чужие знамена.
— Она — живое божество, — хмыкнул Соковронский. — Разве может простой смертный, пусть даже великий некромаг прошлого, сравниться с воплощением первородных сил? Я предупреждал Ганнибала, что ему не выстоять в этом противостоянии. Римляне долгие годы мощью всей своей армии не могли сломить небольшое варварское государство поддерживаемое Лешим. Куда уж одинокому командиру подполья?
Броня обратилась мысленно к описанию тех событий. Форгерийская версия восстания Боудикки существенно отличалась от земной. Это была самая настоящая война, затянувшаяся на долгие годы. Война настолько разрушительная, что образ дендромагии прочно связался с образом тёмных искусств. Шрам в культуре на многие тысячелетия.
Сковронский просто струсил. Иными словами, выходило, что его нет смысла опасаться в данной конкретной ситуации.